Череп мутанта

Солнце еще не взошло над крышами, и асфальтовые дорожки между зданиями были погружены в тень. Изредка встречались бойцы «Долга», они внимательно оглядывали чужаков, но присутствие Камышова снимало вопрос. У лазарета стояла охрана – два сталкера застыли у входа, старший прохаживался по улице, поглядывая по сторонам.

– Мы к Рожнову, – сказал Камыш. – Это специалисты, капитану в помощь.

– Это Доза-то специалист? – хмыкнул старший охраны. – Да от него ж, как обычно, перегаром разит. Ладно, проходите. Капитан у сына сидит, не шумите.

Сидящий на стуле Рожнов склонился над кроватью мальчика. Коля был бледен, разводы грязи контрастно смотрелись на белой коже. Его не стали тормошить, уложили как был, в грязном комбезе. Веки младшего Рожнова слегка подрагивали – мальчику что-то снилось, но выглядел он расслабленным, не шевелился. Видимо, действовали седативные препараты.

При появлении гостей капитан встрепенулся, поднял голову и потер покрасневшие глаза.

– Как он? – Дроздовцев кивком указал на кровать. – По-прежнему? А ты так и не прилег. Тебе тоже рану надо обработать…

Рожнов широко зевнул.

– У меня не опасно, пули по касательной прошли, даже ребра не задеты. Недавно перевязку сделал… – Он бросил взгляд на часы. – Верней, уже не совсем недавно. Вы чего пришли?

– Это я позвал, – пояснил Камыш. – Может, подскажут чего дельное. Так я по чердакам пройдусь? В смысле, разрешите выполнять?

– Действуй, – кивнул капитан. – Поосторожней там. Смотри, чтоб опять друг по другу огня не открыли. Особенно за новичками приглядывай.

Тут в палату заглянул молодой парень в зеленом халате поверх легкого комбеза:

– Господин капитан, Перченый в сознании.

Рожнов поднялся и пошел к выходу, Доза с Хромым за ним. На пороге капитан обернулся и сказал Хромому:

– Я не забыл насчет архива. Там сейчас разбираются. Все, что по банде Козыря окажется в рабочем состоянии, получишь… если есть что получить. Огонь был сильный.

Перченого разместили в соседней палате. Хромой задержался у порога – там бесформенной грудой был свален тяжелый черный комбез раненого. Хромой нагнулся, осмотрел пулевое отверстие на предплечье левой руки. Кивнул сам себе и подошел к кровати.

Рожнов тем временем придвинул стул и подсел к изголовью.

– Как ты, лейтенант?

– Да ничего, уже лучше… вроде. Рука болит.

– Срок обезболивающего вышел, – пояснил санитар. – Могу вколоть еще. Не требуется? Тогда разрешите идти?

– Посиди с моим парнем, – попросил капитан. – Вспоминай, лейтенант, как вчера вышло.

Санитар ушел, а Перченый завел глаза к потолку, собираясь с мыслями. Это был мужчина немного за сорок, худощавый, но широкий в кости, на щеках морщины, глаза посажены глубоко. Сталкер как сталкер. Волосы необычные – черные, с густой сединой, как перец с солью. Возможно, потому и прозвище такое…

– Ну… – заговорил раненый, – я не знаю, какого черта Рубанов отпер… Помню, постучали, он пошел к двери, спросил…

– Что спросил?

– Точно не помню, ну, в общем, кто, мол, пришел – как-то так спросил. Ему что-то ответили. Голоса я почти не слышал, глухой такой голос, низкий. И Рубанов открыл…

– А дальше?

– Дальше все как в тумане. Пытаюсь вспомнить, но… Выстрел, Рубанов упал. Я за столом сидел, мы по банке энергетика взяли. Ну и трепались о том о сем. Он пошел открывать, и его застрелили. Потом… Понимаешь, капитан, быстро как-то все произошло! Выстрел, Рубанов рухнул, потом он, ну, этот… он в меня выстрелил – а я все еще не сообразил, что происходит… Все в одну секунду. Потом он проплыл мимо меня, а дальше – провал. Пришел я в себя, когда дверь архива вынесло, а этот…

– Погоди, ты сказал «проплыл»?

– Ну да. Он не шагал, а над полом этак вроде катился, что ли. И светился. А еще лампочка погасла! Ну, у нас в комнате лампочка погасла, так что в темноте светился он. Как стеклянный с голубым огнем внутри. На человека похож, с меня вроде ростом или чуть побольше. Но когда двигался, ног не переставлял, так и плыл вертикально – это я точно запомнил.

– Ладно. Что потом?

– В себя прихожу – все в дыму, пламя трещит в архиве. Я схватил огнетушитель – и туда. Сперва и не почувствовал, что рука болит. А сейчас вот ноет, зар-раза.

– Доктор сказал, ничего опасного, пуля навылет прошла. Стреляли из браунинга Рубанова. Вот в чем закавыка! И сам он из собственного ствола застрелен. Ты говоришь, быстро произошло? Как же эта тварь успела ствол у бойца отобрать?

– Ну не знаю я… – Перченый осторожно пожал плечами. – Может, Рубанов, еще когда открывал, сразу ствол вытащил, неладное почуял? А тот отобрал? Я ж не видел, он ко мне спиной стоял. А когда свалился – этот, светящийся, на меня уже браунинг навел, получается. Потому что он сразу стрельнул.

– А где стол стоял? Где ты был, когда Рубанов упал? – спросил Хромой.

Перченый покосился на капитана, тот кивнул – мол ответь.

– В дальнем углу, стол там всегда стоит. Я ж когда свалился, его на себя опрокинул. Вот этот и подумал, наверное, что я готов.

– Ладно, Перченый, отдыхай, приходи в себя. – Рожнов поднялся. – Если что вспомнишь, сразу говори санитару, чтоб меня звали.