Череп грифона

— Полубог времен поздних персидских войн, — вслух поразмыслил Менедем. — Это странно… Хотя говорят, что Александр тоже был бессмертен.

— Говорят, а как же, — согласился Соклей. — А сам ты что об этом думаешь?

— Не знаю. Александр совершал такое, что не под силу совершить ни одному смертному — может, это и сделало его бессмертным. Кто знает, где начинается бессмертие? Ведь четкой грани между богами и людьми нет. — Менедем ткнул двоюродного брата под ребра. — А ты что думаешь?

— Я тоже не знаю, — ответил Соклей смущенно, даже с оттенком раздражения: он терпеть не мог в этом признаваться. — Александр был обычным человеком… Птолемей и Полемей были с ним знакомы. Мне неловко называть кого-то из людей богом — но, как ты уже сказал, он и впрямь совершал такое, чего нельзя ожидать от простого смертного. Хотел бы я иметь ответ получше, но у меня его нет. Интересно, что ответил бы Птолемей, если бы мы его об этом спросили.

— Что ж, мы всего в паре дней пути от Коса. Так что можешь задать ему этот вопрос, если осмелишься.

— О, я уверен, что об Александре он бы поговорил… Божественным тот был или нет, но Александр мертв, — заявил Соклей. — Другое дело, если б я собирался поговорить с Птолемеем об Антигоне… Только вряд ли мне этого бы захотелось.

Он посмотрел на Диониса, сына Гераклита, который забросил удочку за борт, чтобы попытаться поймать что-нибудь на опсон в придачу к ситосу, и тихо добавил:

— Никогда не знаешь, кто может тебя подслушать.

Именно в этот миг Дионис подсек и вытащил жирную макрель. Хоть то была не кефаль и не морская собака — украшение опсона, — но все-таки лучше, чем ничего. Дионис выпотрошил рыбу, выбросил требуху в море и вытащил маленькую жаровню на древесных углях, чтобы приготовить добычу.

— Ему сопутствует удача, — заметил Менедем.

— Еще какая, — по-прежнему негромко согласился Соклей. — Интересно, где он ее позаимствовал?

На этот вопрос у Менедема не было ответа.

* * *

Переход от Астипалеи к Косу на следующий день занял больше времени и потребовал больших усилий: ветер к утру стих, и гребцам пришлось занять места на веслах. Но даже при хорошем попутном ветре Менедем удивился бы, если бы ему удалось добраться до полиса Коса к закату.

Когда «Афродита» подошла к западной оконечности острова, он вывел ее на широкий открытый берег северного побережья и сказал Соклею:

— Завтра легко будет снова спустить судно на воду. У нас не так уж много тяжелого груза.

— Верно, — ответил тот. — И здесь нам не надо бояться пиратов, раз неподалеку столько судов Птолемея.

— Да, если уж здесь не безопасное место, тогда за пределами Великой гавани Родоса безопасного места вообще не существует.

На берег явились двое крестьян, которые принесли на продажу мед и оливковое масло. Как всегда, делая покупки, Соклей щелкал языком и всячески выражал свое огорчение, но, когда крестьяне ушли, сказал:

— Если здешние жители знают, что можно без опаски подойти к вытащенному на берег судну, это лучший признак того, что тут нечасто рыщут пираты.

Менедем кивнул.

— И завтра мы высадим на берег Диониса, а потом сможем двинуться домой.

— Интересно, пал ли Галикарнас, — заметил Соклей.

— Мне тоже интересно. И я надеюсь, что люди Птолемея его разграбили.

Соклей засмеялся.

— И я догадываюсь почему — ведь в таком случае этот, как его там, ну, в общем, не слишком дружелюбный парень с дружелюбной женой, скорее всего, мертв. А значит, мы снова сможем там торговать, не беспокоясь, что тебя убьют.

Уши у Менедема вспыхнули, и он ответил:

— Что ж, это не единственная причина.

Соклей снова засмеялся, уверенный, что двоюродный брат нагло врет. А поскольку Менедем и вправду врал, он торопливо сменил тему разговора.

* * *

Когда «Афродита» вошла в гавань Коса, Соклей заслонил ладонью глаза от солнца и вгляделся в сторону Галикарнаса, лежавшего на севере материка по другую сторону узкого канала.

— Дыма нет. И на море не сражаются суда. Или город пал некоторое время назад, или вообще не пал.

Менедем не ответил.

— Ты слышишь? — спросил Соклей. — Я сказал…

— Я слышу, — отозвался Менедем. — Просто я тебя не слушаю.

— О, — проговорил Соклей. — Ладно.

Гнев, скрывавшийся под спокойными словами Менедема, предупреждал, что Соклей зашел в своих шутках слишком далеко.

«Вот если бы Менедем замечал подобное и за собой… — подумал Соклей. И засмеялся — Желай луну с неба! Мечтать не вредно».

— Гавань битком набита, — заметил Диоклей. — Судов больше, чем оливок в кувшине.

— Возможно, это и есть ответ на наш вопрос, — сказал Соклей. — Если флот Птолемея вернулся, Галикарнас, вероятно, все еще принадлежит Антигону.

— Плохо, — проговорил Менедем. А потом вдруг снял правую руку с рулевого весла и, показав куда-то, возвысил голос до крика: — Вон местечко, куда можно втиснуться! Гребите, ублюдки, пока его кто-нибудь не перехватил!

— Риппапай! Риппапай! — выкрикнул начальник гребцов, задавая ритм.

Торговая галера скользнула на место у пристани.

— Греби назад! — скомандовал Диоклей, а потом, когда судно почти остановилось: — Стой!

Люди сложили весла.