Череп епископа

Когда-то в детстве Росину довелось покататься на мотоцикле. Тогда он изрядно понервничал, но теперь понимал, что мотоцикл по сравнению с конем — это поставленное перед телевизором мягкое кресло. Тем более, что сразу за воротами опричник пустил коня рысью, вторая лошадка наддала следом за ним, и Костю начало с силой швырять в седле вперед-назад. Минут через двадцать, у него возникло стойкое предчувствие, что тело вот-вот переломится пополам где-то в пояснице. Стремясь спасти хотя бы голову, Росин выпрямил спину, придав телу строго вертикальное положение — и о, чудо! Болтанка прекратилась! Теперь в такт шагам покачивались только бедра, а все тело ровно и спокойно двигалось вперед. Еще минут через десять Костя смог даже покрутить головой, любуясь окружающим пейзажем.

Вокруг лежала зима. Широкие еловые лапы потяжелели под весом пристроившегося на них снега на них, осели вниз, отчего деревья словно заточились, приняли вид стремительных, готовых к взлету ракет. Стволы высоченных сосен тоже побелели, хотя Росин так и не понял, каким образом удерживается на них искристый снег. Березы и ивы являли собой классическую картину зимнего пушистого инея, трудолюбивого украсившего каждую, самую мелкую веточку. А ведь настоящие холода еще не пришли — хотя снег на земле не таял, а изо рта вырывались обильные клубы белого пара, холода Костя практически не ощущал — причем старый тулуп доставал едва до колен, а ниже него до самых валенок оставались обычные габардиновые брюки, и уши на шапке он ни вчера, ни сегодня не опускал. Кони шли по ровной снежной целине, оставляя позади ровную цепочку следов, но копыта проваливались едва на десять, пятнадцать сантиметров, не больше. До хороших, добротных, доходящих человеку до пазухи, а то и скрывающих его с головой сугробов было еще очень далеко.

За два дня штурма ливонская армия потеряла шестнадцать человек. Из них двоих сбило удачно запущенное гдовцами пищальное ядро, а еще четырнадцать угорело в маленькой, жарко натопленной домишке, что стояла отдельно от больших деревенских изб.

Вообще, по сравнению с каменными холодными замками, где тепло ощущалось только вблизи пылающих каминов, в русских домах оказалось неожиданно тепло. Раскрасневшиеся рыцари, не опасаясь внезапного русского гегенагрифа, пили из больших кружек кислое бледно-розовое вино и рассуждали о величии немецкого духа.

Правда, сам кавалер Иван сих веселящих напитков практически не употреблял, трижды в день выезжал к осажденной крепости, надзирая за проводимыми работами и спокойно возвращался, иногда оправдывая перед священником своих братьев по Ордену:

— Не беспокойтесь, господин епископ, ранее, нежели через три дня, потребности в латной силе не появится. Война уже давно является точной наукой, а не уделом отважных героев. Для проломления стены подобной крепкости и высоты необходимо около трех сотен чугунных ядер, каковые пять пушечных стволов выпустят в течение четырех дней.

К середине второго дня немецкие ландскнехты, роющие зигзагообразную траншею, придвинулись к Гдову на достаточную для выстрела бомбарды дистанцию, и немецкие стволы присовокупили свою канонаду к стволам трофейным. Пушки стреляли часто, делая более двух выстрелов в час, и их разрушительную работу сдерживала лишь краткость зимнего дня.

Штурмовые лестницы орденские латники все-таки связали, делая это ввиду осажденных, но лишь с одной целью — угрожая штурмом со всех сторон не позволить крепостным бомбардирам перетащить пушки на атакуемый сапой участок стены. Возле стен постоянно бродили тонконогие наемники, закованные в кирасы кнехты и епископские латники. Хотя командующий армией и разрешил большинству воинов отдыхать в теплых русских домах, каждый опасался, что штурм начнется без него, и лучшая добыча достанется кому-нибудь другому.

Дерптский епископ тоже прогуливался по берегу в полумиле от осажденного города, наблюдая как залп за залпом тает доставленный первыми лоймами припас. Основание стены уже давно походило на изрядно обгрызенный мышами шмат сыра. Казалось, кладка должна рухнуть с минуты на минуту — но священник все же доверял мнению, а еще более образованию юного командующего, чтобы надеяться на быстрый успех. Для успеха требовалось подвезти сложенные в монастырских подвалах Кодавера ядра и кули с порохом.

— Демон, ты меня слышишь?

— Я слышу все, смертный, — взвился снежный вихрь и заплясал рядом с епископом.

— Где лодки?

— Они вмерзли в лед на полдороги между берегами! — развеселился дух. — Смертные пытаются вырубить лоймы изо льда, но те вмерзают быстрее, чем их успевают протащить!

— Так помоги им!

— Тебе придется подождать весны, смертный, — вихрь швырнул епископу в лицо горсть снега и опал. — Никто не способен изменять времена года по своему желанию.

— Ты слишком слаб, чтобы требовать награды за свою службу, демон! — разозлился священник. — Ищи себе другого раба!

— Тише, тише, — вкрадчиво мурлыкнул голос, стелясь у ног епископа. — Скажи, чего ты хочешь, смертный, и я исполню твою волю…