Череда

Женщина слегка испуганно оглянулась, посмотрела на Павла Ивановича с недоумением, с минуту что-то будто вспоминая, потом, наверное, вспомнила, но лицо ее не стало мягче, она, кажется, еще больше испугалась.

Павел Иванович догадался, что она узнала его, узнала в нем человека из суда, и от этог насторожилась.

Он заговорил с ней мягко, стараясь рассеять эту настороженность:

– Мне хотелось бы… Мне надо с вами поговорить… Вы не волнуйтесь, я к вам ничего плохого не имею, я так…

Женщина слушала, ничего не отвечая, только смотрела на него с ожиданием.

– Вы были на суде, когда судили Зайчика Виктора Павловича… Скажите, пожалуйста, кто вы ему будете? – спросил Павел Иванович.

Женщина уже немного успокоилась, – может, почувствовала, что ему самому почему-то неловко.

– Я… эта… тетка ему… Он мне племянник, – ответила она и кашлянула, прикрыв ладонью губы.

– Тетка? – переспросил Павел Иванович. – Понимаете, я хотел бы с вами поговорить. Мы, советский суд… Мы не только судим человека, мы хотим узнать, почему человек стал на такую дорогу… Зайчик получил свое, получил то, что заслужил, но меня, как заседателя и просто как человека…

Павлу Ивановичу самому стало неловко за свою напыщенность, за то, что он, как хороший демагог, святыми словами прикрывает свое, маленькое. Но женщина этого, видно не почувствовала, она смотрела уже на Павла Ивановича доверчиво и с участием.

Мимо них проходили рабочие, посматривали на свою работницу и на солидного человека с портфелем, которые стояли посреди дороги, обходили их, иногда оглядывались. С треском проехал мотоциклист в желтой каске, в ватных штанах, за ним вились клубы синего дыма, но ветер тут же рассеивал их.

– Мне надо с вами поговорить, – еще раз сказал Павел Иванович и оглянулся, будто искал место, куда бы можно было пойти, чтоб укрыться от ветра и снега, чтоб остаться вдвоем, чтоб никто не мешал им. Но справа было открытое поле, когда-то перекопанное бульдозерами, взрытое гусеницами кранов, и теперь на нем из-под снега выпячивались бугры, а слева – карьер. Дорога с завода вела на тихую деревянную улицу, на ней было лучше, чем тут, на открытом месте, но разве на улице поговоришь с человеком, да еще с незнакомым?

– У вас здесь близко нет какого-нибудь кафе или ресторанчика? – спросил Павел Иванович. – Мы там посидели бы в тепле, поговорили, – сказал он.

Женщину такое предложение, кажется, смутило, она оглянулась, будто ища где же тут какое-нибудь кафе или ресторан, пожала плечами.

– Тут, близко, нет. В микрорайоне есть, но далековато, – ответила она неуверенно.

Павел Иванович глянул в сторону микрорайона, который простирался за заводом. Он не хотел отступать, не хотел оставлять женщину, решил уговорить ее пойти в микрорайон, но та вдруг сказала:

– Да нет, не надо в кафе… Я же с работы, так одета, – посмотрела она на свои ноги в тяжелых черных сапогах. – Если уж так… то я живу недалеко, одна живу, вон там, – показала она в сторону новых домов, что подступали к деревянной улице.

Это было, вероятно, самое лучшее. Если женщина живет одна…

– Вот и хорошо, – сразу согласился Павел Иванович. – Я вас недолго задержу, вы уж извините, что я так…

Они пошли – жещина чуть впереди, Павел Иванович за ней, чувствуя и неловкость, и волнение, еще хорошо не зная, как начнет с ней разговор, чтоб выяснить самое главное, самое важное для себя.

– Мы тут в бараке жили, а теперь барак снесли и нам квартиры дали, – говорила женщина, оглядываясь на Павла Ивановича. – В бараке, знаете, как было – на керогазах есть варили, воду ведрами из колонок таскали, – а теперь все в доме, так мы не нарадуемся.

– Да-а, новая квартира – это хорошо, – сказал Павел Иванович, поспевая за женщиной, которая шла быстро, иногда оборачиваясь на него, будто проверяя, идет ли он за ней.

– Вон наш дом, – показала она на высокое новое здание, которое выступало сразу за деревянной улицей. – Отсюда и балкон мой виден, третий с края, на четвертом этаже.

Женщина еще все, видно, переживала радость новоселья и делилась этой радостью с ним. Павел Иванович бросил взгляд на те балконы – на одном висело белье, на другом к стене было прислонено что-то большое, видно, пружинный матрас.

По деревянной улице дошли они до переулка, где стоял этот новый дом и строилось еще несколько, – кран поднимал вверх балку, гудел экскаватор. На деревянную улицу был нацелен бульдозер, он стоял, будто готовый к бою танк, казалось, ждал только команду, чтоб наступить на нее и стереть с лица земли.

По крутой, узкой лестнице они поднялись на четвертый этаж, женщина вынула из кармана ключик, открыла дверь.

В небольшом коридорчике она разделась и осталась в синей вязаной кофте, которая туго облегала ее грудь, в коричневой юбке, волосы у нее были подстрижены до уха и сбоку заколоты приколкой.

Женщина пригласила раздеться и Павла Ивановича, и он повесил на вешалку свое пальто, шапку, портфель поставил в уголке на полу, зашел в квартиру.