Чердаклы

Он попадает на железную дорогу, шагает по шпалам, по самой кромке этого гигантского вала, потный, в туче комаров. Снимает пиджак и рубашку. Откуда-то снизу, будто из преисподней, подает голос кукушка. И следом вторым голосом летит ку-ку сверху, из низких облаков. Его мучает жажда. Из заднего кармана брюк он вытаскивает плоскую бутылку – видимо, прихватил, когда сидел ночью в машине, отвинчивает крышку, отхлебывает, кашляет, не глядя на этикетку, швыряет бутылку вниз, она скачет по склону, подпрыгивает, звеня на буграх и разбрызгивая остатки жидкости.

Говорят, он стал невероятно богат. Но он ничего не делал для этого. Ничего! Не убивал, не грабил, не крышевал. Он просто ничего не делал. Ничего! Одни все ждут, пока их кто-то накормит. Другие – бесконечно играют. Третьи ничего не делают. Выигрывают третьи. А он проиграл.

Вдоль горы совсем низко один за другим идут три вертолета. Он делает было движение, намереваясь помахать им рубашкой, но удерживается. Он не может этого сделать. Это выше его сил. Он, Бут, не может выглядеть жалким. Натягивает рубашку и, не застегиваясь, шагает по шпалам, размахивая руками, отгоняя комаров и что-то говоря сам себе вполголоса.

И снова вертолеты. Низко. Над самой головой. Вспышки. Треск пулеметов. С визгом, совсем рядом, ему кажется, у самого распухшего от комариных укусов уха, вниз под гору уходит ракета и где-то там, за его спиной, разрывается. Он непроизвольно прижимается к земле, но тут же выпрямляется. Засим тишина. Смолкают птицы, и ветер, словно в испуге, прекращает шелестеть листьями.

…больше в деревне никто не живет. Он вылезает из кювета и снова шагает. По шпалам. Уже во всю силу палит солнце. Вертолеты ушли и больше не возвращаются. По шпалам. Пересчитывая их, сбиваясь и начиная по новой. Услышав перестук колес, он уходит с полотна, поднимается на обочину поросшую бурьяном. Навстречу ему громыхает длиннющий состав, груженный дорожной техникой – ярко раскрашенными мастодонтами Caterpillar — грейдерами, экскаваторами, бульдозерами, катками, асфальтоукладчиками – и пирамидами бетонных блоков, гравием, дымящимся асфальтом…

Шуба, бормочет он, пересчитывая шпалы, песец. Полный песец! Алмазный фонд! У меня больше ничего нет. Эта простая мысль вызывает какой-то внутренний истерический смех. Они не оставят мне ни пфеннига. Я выпал из конфигурации. Моя власть – это всегда были третьи лица. Мои банковские счета – третьи лица. Мое прошлое, вся моя жизнь – бесконечные третьи лица. А ей только шубы нужны. Обойдешься тем, в чем валялась на асфальте. Я теперь нулевое лицо. Я теперь даже не лицо. Никто. У вас нет друзей, нет близких, нет любви, и я готова избавить вас от одиночества… Вот оно как! Его по-прежнему мучает жажда, солнце печет уже немилосердно, он сворачивает в сторону, перешагивает кювет и садится прямо на траву. Пиджак бросает рядом. Глаза начинают слипаться, и он боится уснуть, не вовремя это, нельзя расслабляться, он передергивается всем телом и открывает глаза.

Перед ним стоят двое детей – мальчик и девочка. Очень странного вида. Оба лет семи, оба в белых халатах. У мальчика приклеена бородка клинышком, и он весь какой-то изможденный, будто неделю провел без сна. А девочка? У девочки совершенно ангельский вид – под расстегнутым халатом юбочка… ножки… смоляные кудряшки вокруг розовых щечек… Бут снова закрывает глаза, глубоко вдыхает и выдыхает… Электронная диспансеризация, слышит он неестественно писклявый голос, строго обязательная, батенька, отказ равносилен преступлению. Он снова открывает глаза, затем открывает рот, собираясь закричать, но не делает этого, не кричит, бессмысленно кричать в пустоте.

Дети в белых халатах подходят к Буту, трогают его за коленку, он сжимается, подтягивает к животу коленки. Девочка пустыми глазами напоминает ему… кого же она напоминает? Галю? Мону Лизу Анаконду? А может быть, ту, что написала ему письмо? Я готова… Но он даже не видел ее… А мальчик… На кого похож мальчик? Мальчик похож на маленького Гучкова, у него такая же физиономия, кажется, его сейчас стошнит. Буту мерещится, что и за спиной еще кто-то стоит, но посмотреть он не решается. Статус? – спрашивает маленькая Мона Лиза. Ложный статус, кивает карлик Гучков, не операбельный. Плюс подавленный блуд… Мальчик открывает саквояж, долго там роется, затем машет в воздухе маленькой рукой: вечная путаница с вами… Затем совершенно наглым образом хватает пиджак Бута и начинает его трясти. Вот же где, у вас в кармане, батенька, а вы молчите. Достает из пиджака металлическую тубу, отвинчивает крышку, выкатывает на ладонь бусинку. Но это не привычная для Бута белая жемчужина, эта бусинка черного, почти аспидного цвета.

Затем карлик подходит к Буту, хватает ручкой за подбородок и велит: рот откройте, ну! Челюсть у Бута отваливается, и он с удивлением чувствует во рту охлаждающий вкус пилюли. Жажда тут же проходит, будто и не бывала.