Черчилль: быть лидером

Выбранный Черчиллем путь неформальных коммуникаций позволил ему быстро установить личный контакт с собеседником. Он не просто пригласил Гопкинса в свою резиденцию – он специально пригласил его на ланч, чтобы продемонстрировать свою заботу. Например, когда гость, по мнению Черчилля, взял к мясу слишком мало соуса, он рачительно добавил ему дополнительную порцию.

Мужчины быстро нашли общий язык. «Они настолько впечатлены друг другом, что их встреча тет-а-тет продлилась до четырех часов дня», – отметил в своем дневнике личный секретарь британского премьера Джон Колвилл [112] . Сам Черчилль через несколько минут после завершения беседы признался, что «чувствует уверенность в установлении сердечного контакта с президентом» [113] .

Спустя годы, когда Гопкинса уже не будет в живых, Черчилль напишет:

«Во время нашей первой встречи мы провели вместе около трех часов, и я вскоре оценил динамичность его характера и огромную важность порученной ему миссии. Он прибыл в Лондон в период самых ожесточенных бомбежек, и мы были озабочены необходимостью решить множество проблем местного характера. Но для меня было ясно, что это был посланник президента, миссия которого имела колоссальное значение для самого нашего существования.

Гарри Гопкинс – необыкновенный человек. В его хрупком и болезненном теле горела пылкая душа. Это был обветшалый маяк, который освещал своими лучами путь к гавани великим флотам.

Начиная с первой совместной беседы между нами установилась дружба, стойко выдержавшая все испытания и потрясения. Он был самым верным и совершенным звеном связи между президентом и мной» [114] .

В личных встречах с Гопкинсом – а за две недели их состоялось двенадцать – Черчилль использовал весь коммуникативный арсенал лидера, чтобы склонить собеседника на свою сторону. Он был убедителен, красноречив, в меру эмоционален и заразителен. А главное, в результате этих встреч посланник президента понял – перед ним человек, великолепно владеющий тематикой, с филигранной точностью жонглирующий цифрами и фактами, излагающий все на доступном и понятном языке.

Разумеется, одними беседами дело не ограничилось. Старый лис Черчилль знал, что невербальные коммуникации могут дать намного больше. Не только мимика и жесты, не только интонации, но и демонстрируемое отношение к собеседнику, манера поведения с ним – все это играет огромную роль в процессе общения.

...

ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Не только мимика и жесты, не только интонации, но и демонстрируемое отношение к собеседнику, манера поведения с ним – все это играет огромную роль в процессе общения.

Премьер не просто оказал доверенному лицу Рузвельта достойный прием – он представил его элите Соединенного Королевства, свозил к укреплениям южного побережья, продемонстрировал флот метрополии, стоявший на якоре в военно-морской базе Скапа-Флоу.

– Это наш щит! – с гордостью заявил британский премьер. – Если мы его потеряем, нам придется туго. Немцы пытались бомбить эту базу. Если они усилят бомбежки и если попадания будут удачны, наш щит погибнет, и нам нечем будет обороняться! [115]

Подобными демонстрациями Черчилль, во-первых, показывал решимость британцев к сопротивлению, а во-вторых, дал понять, что приезд Гопкинса очень важен для Англии и к его мнению здесь относятся уважительно.

В каких бы городах ни появлялся американский гость, премьер всем представлял его, объясняя, что это «личный представитель президента Соединенных Штатов». Гопкинса подобное внимание немного тяготило, но премьер был неутомим. Когда в Глазго уставший от переездов американец несколько раз пытался спрятаться за спинами других, Черчилль тут же замечал его отсутствие и вызывал вперед.

Не обошлось и без курьезов. Во время поездки в Скапа-Флоу часть пути пришлось проделать на эсминце, посадка на который проходила в трудных условиях качки. Черчилль, не раз ступавший на борт кораблей, с молодецкой удалью пробежал по трапу, даже не запнувшись в своем рассказе про африканскую кампанию. Морской опыт Гопкинса был значительно скромнее. Поднимаясь на борт, он оступился и лишь чудом избежал падения в воду: какая-то рука в последний момент схватила его за шиворот и втащила на борт.

На этом приключения горе-моряка не закончились. Окоченев от стужи, Гопкинс позаимствовал у генерала Исмея меховые авиационные сапоги. Едва он присел отдохнуть на какой-то предмет на палубе, проходивший мимо старшина, запинаясь, сказал:

– Простите сэр. Мне кажется, вам не следует здесь сидеть. Сэр, это… глубинная бомба! [116]

Несмотря на усталость и мелкие курьезы, Гопкинс остался доволен поездкой. Изменил он и свое мнение о британском премьере, чего трудно было бы ожидать, ограничься их общение лишь перепиской и телефонными звонками.

В отчетах Рузвельту Гопкинс писал: