Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

Пан Модест не то чтобы утешал себя покровительством небес. Вернувшись в эту злосчастную ночь к Ядзе, до утра не закрывал глаз, все обдумал, все взвесил… Был уверен, что Хмелевец или отец Андрий расколются на допросах и что органы безопасности если еще не знают, так в самое ближайшее время будут знать его настоящую фамилию и приметы. Правда, вряд ли у них есть его фотография, а особых примет, кроме седины, у него нет. И все же утром Сливинский начал серьезный разговор с Ядзей.

— Не могла бы ты сейчас взять отпуск?

— Зачем?

— Поедем в Трускавец. Устал я, хочется отдохнуть.

Ядзя задумалась. Перспектива поехать на курорт за чужой счет привлекала, но хотелось не в Трускавец, а куда–нибудь к морю, увидеть пальмы или по крайней мере кипарисы. Предложила:

— Ты не так уж и болен, чтобы промывать ночки нафтусей. Лучше поедем в Сочи или в Ялту.

— Потом можно и в Сочи, — согласился пан Модест, хорошо зная, насколько нереально его обещание. — А сначала — в Трускавец.

Ядзя прикинула: теперь она возьмет отпуск за свой счет — скажет, что заболела мать, и ей не откажут, — а потом для поездки на юг оформит очередной, — согласилась:

— Когда поедем?

Сливинский сокрушенно заметил:

— Можно было бы завтра, но есть некоторые обстоятельства… Ты, конечно, понимаешь, что мои отношения с Советами оставляют желать лучшего, и мне не хотелось бы появляться на вокзале или на автобусной остановке. Нет ли у тебя знакомого шофера, который бы, за известную сумму конечно, согласился бы отвезти нас, скажем, в Дрогобыч?

— Есть такой. Наш, ресторанный, и ты сможешь спрятаться в будке с продуктами. Парень оборотистый, возьмет недешево.

— Тысячи хватит?

— Достаточно и семисот.

— Ну и прекрасно, — повеселел Сливинский. — А сейчас ты пойдешь на толкучку и купишь мне костюм. — Он бросил на стол пачку денег. — Желательно коричневый или темно–серый. Пятьдесят второго размера. И обязательно достань краску для волос. Осточертело быть седым. С такой привлекательной дамой хочется молодеть и молодеть…

Ядзя все поняла, но ничего не сказала. Какое ей дело, что натворил пан Модест и почему его разыскивают! Если даже это кончится плохо, ее оштрафуют за нарушение паспортного режима, ну, предупредят, а она чихать хотела на все предупреждения. Пусть только попробуют придраться: она — жена советского офицера (Ядзя еще не оформила развод), и даже самое большее, в чем ее можно обвинить, — это в женском легкомыслии.

Спрятала деньги в сумочку, подставила Модесту щеку для поцелуя:

— Сегодня я договорюсь с шофером и подам заявление об отпуске. Поедем завтра или послезавтра.

— Лучше завтра.

— Все будет зависеть от шофера…

На следующий день они не уехали — грузовик стоял на ремонте, — а сегодня в пять часов шофер обещал обязательно быть. Ядзя отправилась на базар за продуктами на дорогу, и паи Модест терпеливо ждал, задрав ноги на спинку дивана. Он уже собрался. Желтый чемодан стоял у двери, осталось бросить в саквояж пижаму.

Сливинский с удовлетворением поглядывал на чемодан. Не удержался и вчера заглянул–таки под фальшивое дно. Павлюк не солгал: аккуратно сложенные, чуть ли не спрессованные пачки долларов и фунтов — целое богатство; единственный недостаток: половина — Павлюку. Правда, и о ста тысячах пока можно только мечтать, но дело не в этом. Отдавать половину какому–то Павлюку, и пальцем не пошевельнувшему, чтобы получить такие деньги! Конечно, это несправедливость, а Сливинский всегда верил в торжество высших сил и уже сейчас начинал прикидывать, как обмануть Павлюка…

Щелкнул замок, и он сел на диване — никогда бы в жизни не допустил, чтобы женщина увидела его в такой позе: он был воспитанным человеком и кичился этим…

Ядзя приоткрыла дверь и просунула в нее хорошенький носик:

— Ты уже готов? Чудесно. Шурка должен подъехать через несколько минут. Можешь одеваться.

Сливинский поморщился. Костюм, купленный Ядзей, был чуть поношенный. Ничего не скажешь, красивый, благородного темно–коричневого цвета, хорошо сшитый, но ношеный, а пан Модест никогда не носил вещей с чужого плеча. Пройдет несколько дней, и он привыкнет к костюму, в конечном итоге, человек ко всему привыкает, но все же это несколько испортило ему настроение. Хорошо, хоть сорочка своя — с твердым воротничком, прекрасная сорочка в модную, чуть заметную полоску.

Под окнами остановилась машина. Стукнула дверца. Сливинский посмотрел в щелку между шторами — так и есть, к ним…

Шурка взял Ядзин чемодан и саквояж пана Модеста, а Сливинский сам отнес свой желтый чемодан и положил в будку. Шурка залез вместе с ним, понимающе сказал:

— Мою машину вообще редко когда проверяют, но на всякий случай, пока не проедем контрольный пункт, ложитесь здесь — я вас накрою мешками. Кстати, я беру деньги вперед…

Сливинский без лишних слов отсчитал семьсот рублей.

— Будет еще, — пообещал он, — если все обойдется.

— Можете не сомневаться, — повеселел Шурка, — моя фирма гарантирует благополучную доставку в нужное место.