Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

Сулова прекратила стрельбу, удивленно обернулась к Ипполитову: почему ударил? Ведь она, только она спасла их…

Через минуту они выехали на развилку. Ипполитов повернул направо — там кончался лес и можно было объехать его.

— Молодец, Лида, — сказал он совершенно искренне. — А ты говорила: все позади. Видишь, только начинается.

— Но они же стреляли в своих… — ответила растерянно. — Мы же теперь свои, а они почему–то стреляют…

— Бандеровцы, — объяснил Ипполитов. — Неужели не поняла? Мы натолкнулись на бандеровскую засаду.

— Ну бандеровцы же наши… — Сулова спрятала автомат. — Выходит, стреляли по своим…

Ипполитов усмехнулся. Был доволен собой, своей мгновенной реакцией, умением моментально оценить обстановку и принять единственно правильное решение. И еще, хотя и злился на бандеровцев, которые могли убить их на лесной дороге, подумал: все хорошо, и все идет так, как нужно. Ведь бандеровцы должны стрелять в них, советских офицеров, фронтовиков, выполняющих задание командования.

Действительно, все идет так, как нужно.

Ипполитов дал газ и выскочил на мощеную дорогу. Вспомнил: эта дорога обозначена на карте и через несколько километров должна пересечь шоссе.

29

Старый грузовик подпрыгивал и скрипел на разбитом шоссе, в кузове тряслись четверо с автоматами: лейтенант госбезопасности Юров, капитан из военкомата Шалалай и два бойца. На развилке машина остановилась, капитан Шалалай с автоматчиком вышли, а грузовик загромыхал дальше.

Шалалай поправил плащ–палатку, строго посмотрел на бойца с автоматом.

— Задание ясно? — спросил он.

Перед выездом их инструктировал начальник районного отдела госбезопасности капитан Варавка, и Шалалай обратился к солдату просто так, ради интереса, чтобы услышать его голос, — был солдат еще совсем молод, лет восемнадцати–девятнадцати, а выглядел еще моложе, буквально мальчишка.

— Ясно, товарищ капитан, — ответил солдат тонким голосом и шмыгнул носом.

«Тоже мне вояка…» — подумал Шалалай и еще раз поправил плащ–палатку. Конечно, рядом с красноносым солдатом капитан казался бывалым военным. Плащ–палатка пригнана по росту, фуражка с твердой тульей, начищенные сапоги. Настоящий боевой офицер — во всяком случае Шалалай считал себя таковым, ходил с выпяченной грудью и по возможности печатая шаг, хотя и служил все время в штабах и военкоматах. Мечтал получить орден, пусть один боевой орден! Ведь пока что китель его украшала только одна медаль — «За боевые заслуги». Но Шалалай был уверен: непременно заслужит орден — относился к своим обязанностям педантично, был требователен к другим, особенно к призывникам, не любил расхлябанности и всегда заставлял подчиненных козырять ему по уставу.

Вот и сейчас солдат ответил как и надлежало, по форме, но не стал по стойке «смирно», и Шалалай сделал ему выговор. Солдат сразу подтянулся, это понравилось капитану, но боец не удержался и снова шмыгнул носом. Шалалай покосился на него строго, и солдат вытер нос рукавом.

Их пост находился на перекрестке двух дорог. Одна вела на восток — выбитое машинами и танками асфальтированное шоссе, другая, мощенная, — на север. Еще месяц назад, когда фронт проходил близко, здесь стояли военные регулировщики, шла техника, сейчас же изредка проезжала тыловая машина или крестьянская подвода. Слева от шоссе начинался лес, за перекрестком он немного отступал, дальше виднелось поле. Урожай уже давно убрали и вывезли, но поле еще не засеяли озимыми — оно стояло сиротливое и брошенное.

Тучи затянули небо, повисли над самыми деревьями. Совсем уже рассвело, дул влажный и пронизывающий ветер, и Шалалай пожалел, что не надел шинель.

Где–то вдали послышался шум мотора, и скоро к перекрестку подъехала, скрипя ржавым металлом, полуторка. Вел ее человек в старой гимнастерке, рядом с ним сидел еще один в кителе, а в кузов набилось десятка полтора женщин.

Шалалай поднял руку, в машине что–то заскрежетало, она выбросила клуб черного дыма и остановилась как–то нехотя.

Капитан подошел к полуторке. Он знал человека, который сидел в кабине, после демобилизации сам выписывал ему документы — председатель колхоза Иван Сидорович Мурейко, а ведет машину известный на весь район любитель–механик и бывший танкист Николай Жила — это он фактически из металлолома собрал единственную на весь район колхозную полуторку, предмет зависти председателей остальных артелей.

— Привет, капитан, — помахал ему рукой Мурейко. — Что случилось?

С этой машиной и пассажирами на ней все было ясно, но Шалалай спросил строго:

— Посторонних нет?

— Какие посторонние, капитан? Девчат на поле везу.

Девчата были, правда, в возрасте, однако Шалалай не принял шутки председателя. Вскочил на ступеньку, заглянул в кузов: не спрятался ли кто? Спрыгнул и махнул рукой, разрешая проезд. Но Мурейко спросил:

— Что так рано?

— Вы из села? — уклонился от ответа Шалалай.

— Откуда же еще?

— Никого на дороге не видели?

— Как всегда, пусто.

— Давайте… — махнул рукой капитан.

Полуторка двинулась. Шалалай отошел к кювету и закурил. Походил немного вдоль шоссе, затоптал окурок.