Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

Юрко двинулся, чуть сгорбившись, словно шмайсер, болтавшийся на груди, перетягивал его. Солнце выбросило свой первый луч из–за горизонта — он запылал золотом на облаке. Юрко только взглянул на него и сразу забыл и о луче, и о березе с трепещущими на утреннем ветерке листьями, и о лесных цветах, которые мял сапогами, оставляя в росистой траве длинные полосы.

Сорока взлетела с березы, затрещала сердито, но Юрко не услыхал ее, прислонился к стволу плечом, передохнул и постучал рукояткой автомата по березе.

Стоял и прислушивался к гулким ударам собственного сердца, — кажется, все замерло: никаких звуков, даже птицы прекратили свое бесконечное щебетание.

Постучал еще раз и только тогда услышал тихий шорох под ногами.

Люк сдвинулся чуть–чуть, замер на миг и после этого открылся. На поляну выглянул заспанный Муха.

Юрко сел, снял автомат, бросил его небрежно рядом, но так, чтобы можно было дотянуться. Сказал, вздохнув:

— Спите… Будите, друг сотник, радиста, пан Харитон зовут.

Муха недовольно захлопал глазами:

— Что случилось?

— А ничего. Радиста, говорю, зовут.

— Где Харитон?

— В лесу остался.

— Как так? — У сотника проявилась врожденная осторожность. Опасливо огляделся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, успокоился. Но приказал: — Давай в схрон.

Юрко надулся.

— Вам хорошо, всю ночь спали, а тут мотайся туда–сюда… — Однако схватил автомат и полез в схрон.

Муха зажег свечу. Стоял перед Юрком босой, в расстегнутой нижней рубашке и чесал грудь.

— Так что тебе? — спросил, будто только сейчас сообразил, что Юрко вернулся.

Парень, не отвечая, растолкал радиста, который сладко посапывал, будто спал дома на мягкой постели. Михаил сел на нарах, свесив босые ноги и протирая глаза.

— Что случилось? — спросил он. Вдруг соскочил с нар — сон с него как рукой сняло, — метнулся к Юрку, схватил его за грудки: — Где Харитон?

Парень отшатнулся.

— Вас зовет, — объяснил.

— Где он?

— В лесу остался, версты за четыре отсюда.

— Почему сам не пришел?

— А у него и спрашивайте. Я что — приказывать ему могу? Говорит: позови Михаила с рацией. А мне что? Я и пошел звать.

Радист посмотрел недоверчиво.

— А почему он в лесу остался? — спросил он.

— Устали они. Говорят: зачем мне возвращаться, если потом опять от схрона надо отходить. Легли в кустах поспать, а меня послали. Я так думаю, — усмехнулся ехидно, — пан Харитон набаловались с той мельничихой, всю ночь не спали, ну, и решили отдохнуть.

Упоминание о мельничихе оказалось кстати — Муха засмеялся и сказал с завистью:

— Я вам скажу: от такой женщины и я бы не отказался. Хороша мельничиха, с ней не соскучишься, она из тебя все вытянет, даже душу…

Радист зевнул, сел и стал обуваться. Юрко пристроился напротив него, попросил Муху:

— Дайте, друг сотник, чего–нибудь поесть, а то кое–кто и развлекался, и ужинал, а других — на сеновал спать…

— Начальство! — не то похвалил, не то обругал Муха. — Начальство, оно всегда выше, и ему надо угождать. — Он отрезал хлеба, придвинул Юрку полкольца колбасы. — А мне идти или нет? — спросил он.

Юрко успел обсудить с Бобренком и эту проблему. Выход Мухи из схрона осложнял ситуацию. Не потому, что разведчики боялись упустить кого–нибудь из двоих — были уверены в своих силах и знали, что справятся с двумя. Но радиста нужно было взять живым, обязательно живым и желательно нераненым. Сотник же, собственно, не очень интересовал контрразведку: лишний бандеровец, которые, к сожалению, еще не перевелись в лесах. Естественно, бандитов надо вылавливать, но куда ж он денется: схрон окружен, и выход у Мухи один — либо сдаться, либо пулю в лоб…

— А как хотите, друг сотник, — ответил Юрко и принялся за колбасу. — О вас речи не было.

Муха довольно потянулся.

— Тогда мы еще отдохнем. — Полез на верхние нары, лег, свесив грязные ноги. — Люк задвиньте, а то я что–то не выспался.

Наконец радист оделся. Сел к столику и тоже позавтракал хлебом и колбасой. Лениво встал, взял мешок с рацией. Сунул пистолет в карман брюк, произнес:

— Пошли!

Он полез первым, а Юрко, захватив шмайсер, — за ним. Думал: как удачно все обошлось! Вылез, задвинул люк, выпрямился, вдохнул свежего, ароматного воздуха, и голова чуть не пошла кругом. Чувствовал себя как–то напряженно, неестественно, пошел к тропинке, слушая голос какой–то птички, верещавшей на березе.

«Не к добру верещит», — подумал Юрко.

Солнце еще не поднялось над деревьями, небо прояснилось, а в лесу стояли сумерки, пахло травой и грибами. До конца поляны оставалось несколько шагов.

Прошли поляну, и Юрко зацепился шмайсером за ветку молодой осины. Отпустил, и она хлестнула радиста по лицу, тот сердито выругался и отступил на шаг, а они уже подходили к дубу, за которым притаился Толкунов.

Прошли дуб, и ничего не случилось, во всяком случае так подумал Юрко, но тут услышал за спиной крик и тяжелое сопение — обернулся и увидел, что радист уже лежит на траве и капитан навалился на него.