Чемодан из Гонконга [ Межавт. сборник]

— С другой стороны, сыгранный с нами спектакль в аэропорту послужил нам уроком. Мы предвидели, что они попытаются уйти от погони, — продолжал Салливан. — Мы расположили несколько машин в укрытии, чтобы быстро реагировать на изменение маршрута. В частности, одна машина была в Ричмонде, на связи с остальными по рации. — Он улыбнулся. — Это означало, что две машины с радиопеленгаторами вновь следовали за вами, когда вы миновали мост Верразано…

Андерс мысленно поблагодарил того, кто придумал разместить машину в Стейтен Айленде.

— Остальное, — заключил Салливан, — было делом времени, мы перегруппировались и обратились за помощью к полиции Рокуэй Бич. Должен признать, что был тяжелый момент, когда мы поняли, что вы попали в переделку.

— Можете поверить, мне было не легче! — заметил Андерс.

И действительно, как бы все закончилось, не будь у него кейса, или если открывать тот пришлось ему самому. Лучше не думать об этом…

Салливан поднялся.

— Теперь я вас оставляю, чтобы вы выкручивались сами, — заявил он.

Андерс удержал его.

— Если вам не составит труда, я хотел бы отправить телеграмму.

Предложение Салливана отправить его на поправку в Париж было очень неглупым. А Беатрис наверняка уже спрашивает, что с ним случилось…

Майкл Коллинз Медная радуга

Глава 1

Кену Миллеру — с благодарностью посвящается

Однажды, играя в кости, Сэмми Вайс, собрав все спои силы и нервы, целых пятнадцать кругов не снимал спою ставку. И это стало его звездным часом. Еще сегодня эта история гуляет в городе и на нижнем Ист-Сайде. На меня она не произвела особого впечатления. Я был при этом.

Но Сэмми никогда не забывал, что он однажды на короткое мгновение стал великим человеком. Теперь в моей однокомнатной конторе, на единственном, кроме моего, стуле он снова изображал знаменитость.

— Ты клянешься, что я был у тебя с двенадцати до двух часов дня, и получаешь за это сотню, — сказал он.

Он не боялся расходов на услуги бедного частного детектива, но его восточные глаза, затененные длинными ресницами, на меня не смотрели. Вайс таков: приземистый, жирный и болтливый, и его глаза никогда ни на кого не смотрят. Он носит чистую рубашку, но его костюмы никогда не сидят на нем хорошо. Его цветастые галстуки украшены бриллиантовой заколкой, уже давно вышедшей из моды. У него длинное пальто с меховым воротником. Там, где мех трется о жирную шею Сэмми, он давно вытерся догола.

— Скажем, две сотни, — продолжал Вайс. — Я был у тебя, о’кей?

— Две сотни зараз ты уже сто лет не видел, — сказал я. — Кроме того, я в такой игре не участвую.

— Дэнни-пират, погоди. Это честно, по-твоему?

Кличка доказывала, как давно Вайс меня знает. Сохранилась она со времен юношеской тяги к уголовной романтике, которая стоила мне руки. Незапротоколированная, так сказать, история, судимости за мной нет. А все, что есть — это отсутствие руки и старые друзья, вроде Сэмми Вайса.

— Я лишился руки, но не рассудка. Мать растила меня не для того, чтобы я за две сотни обеспечивал алиби ненормальному, и притом втемную.

— Твою мать я мог бы купить за доллар!

Я закрыл глаза. В единственное окно моей конторы потянуло ледяным сквозняком. Ледяным сибирским ветром, который облегчил мою боль. Я снова открыл глаза. Действительно, не почувствуешь же облегчения, если вздуешь человека, который слабее, чем ты сам. Во всяком случае, мне так кажется. Может быть, из-за этого я так ничего в жизни и не достиг.

— Черт возьми, Дэнни, я сожалею, — спохватился Вайс.

Он начал потеть. Снаружи стояла настоящая зима, внутри было ненамного теплее, но его лицо блестело от пота, как бледная влажная луна. Точно так же, как тогда, много лет назад, в его великий час.

Вайс начал с десяти долларов и удерживал ставку, пока после пятнадцати кругов не снял сто шестьдесят три тысячи восемьсот сорок долларов. Два следующих круга, может быть, даже только один, сорвали бы банк, что всегда было заветной мечтой любого игрока: стать последним и за длинным столом в пустой комнате сгрести все деньги.

Я еще ощущал запах его пропотевшей одежды. Я еще видел, как дрожали его руки, когда он после пятнадцати кругов сгреб со стола сто шестьдесят тысяч долларов, и еще слышал его охрипший голос: «Сейчас будет неудачная игра, я чувствую это. На этот раз будет неудачный круг».

Неудачной игры не было. Сэмми сыграл еще дважды, прежде чем выйти из игры. И потом ушел на негнущихся ногах. Он уходил, ступая тяжело, но не разорив поле битвы. Завсегдатаи вокруг него улыбались: они уже сориентировались. Вайс ушел как богатый человек, по не как победитель. Он выиграл битву, другие выиграли бы войну.

Привыкнув иметь дело с прирожденным неудачником, я осторожно спросил:

— Что, собственно, случилось, Сэмми?

— Я не знаю, Дэнни. — Он держал свою шляпу, как проситель, в обеих руках. — Мной интересуется Фридман.

Он содрогнулся, как от боли. Для Вайса участковый детектив Берт Фридман означал боль.

— Ты хорошо его знаешь, — помог я. — Ну, говори.