Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Избранный консулом, Марий (носивший, судя по сохранившейся монете 82 года, в этой должности густую бороду и шевелюру) победил-таки мятежного нумидийца Югурту, умудрявшегося на протяжении целого десятилетия водить Римскую мировую державу за нос, используя свои казавшиеся неисчерпаемыми финансовые ресурсы для подкупа коррумпированных римских магистратов и военачальников (известно крылатое изречение нумидийского царя о Риме: «Продажный город, обреченный на скорую гибель – если только найдет себе покупателя!»). Марий же не дал Югурте подкупить ни себя самого, ни своих подчиненных – и потому в итоге одержал победу над увертливым, как угорь, непокорным нумидийцем. Засевшая в сенате знать, косо смотревшая на «выскочку» Мария, все же была вынуждена, пусть даже скрипя зубами от досады, почтить триумфом полководца-«деревенщину», за которым стояла победоносная армия. А вот пригласили ли «отцы-сенаторы» безродного триумфатора на последовавший за триумфом традиционный пир – большой вопрос. «С кувшинным рылом – да в калашный ряд» – эта поговорка была наверняка известна не только в нашем, русском, Третьем, но и в «ихнем», италийском, Первом Риме…

Консул Гай Марий на римской монете 82 года до Р. Х.

Тогдашняя римская знать именовала людей, которым удавалось, не принадлежа к верхам общества и не имея знатных предков, но зато имея много денег, играть роль в государственной жизни, «новыми людьми» (лат. hominеs novi), и брезгливо морщила свои аристократические носы при одном упоминании подобных выскочек, не знавших правил приличного обхождения, не умевших вести себя в обществе, лишенных светского лоска и даже не знавших греческого языка (давно уже ставшего для римских аристократов таким же родным, как их праотеческий латинский)[25]. Впрочем, «мужлана» Гая Мария, судя по всему, не интересовало мнение о нем сих благородных римлян. Он явно больше ценил реальную власть, чем ее внешние атрибуты, проявления и формы. В своем описании военной кампании римской армии против Югурты (известном как «Югуртинская война») Саллюстий вкладывает в уста «худородного» Мария следующие слова: «Я верю, что хотя от природы все равны, но самый храбрый – и самый благородный» (другой вариант перевода этой «сентенции максимы»: «Я полагаю, что все люди – одинакового происхождения, но все храбрейшие – они и самые благородные»).

Думается, что, если приведенное выше изречение, ставшее крылатым благодаря Саллюстию, и принадлежало Гаю Марию, оно вряд ли отражало его искренние убеждения. Марий наверняка не считал всех людей равными от рождения. Тем не менее, приведенное выше высказывание «выходца из захолустья» наверняка затрагивало самые тонкие душевные струны внимавших его речам незнатных римлян, как военных, так и гражданских, пробуждая в них соответствующие чувства. И эти чувства в них продолжали пробуждать на протяжении долгих лет другие честолюбивые «выскочки». Такие и сходные по смыслу и содержанию сентенции, направленные, по сути дела, против политического засилья родовой аристократии, быстро стали неотъемлемой частью официальной программы и лозунгом сложившейся в Римской республике, в противовес сенатской олигархии, политической партии «народников» (лат. «популяров», от слова «популус» – «народ»), которую вскоре возглавил дядя Цезаря – триумфатор-«выскочка» Гай Марий.

Наконечники священных копий древних германцев

Но, прежде чем возглавить «популяров», Марию пришлось еще раз идти на войну, чтобы спасти римский сенат и народ от гораздо более серьезной опасности, чем нумидийский царь Югурта. Над Римом нависла угроза кельто-германского нашествия.