– Забыл. Слово на языке вертится, а вспомнить не могу, – объяснил Костя, слегка оробев, и поёжился от сухого треска за деревьями. Навстречу нам выбежала собака, вся в тёмно-рыжих заплатках, с тонким ошейником из железа, а за ней выпрыгнул как ошпаренный мужик и, схватившись за поводок, потянул бедолагу за собой через дорогу. – Сегодня суеты больше обычного. Как им не надоело? Ну сами посмотрите, их раздавит машина! Хм. Неважно.
– Он дефективный. Совсем старый, хотя внешне не особо-то и видно. Не знаю, почему я не позвонил в полицию. Заодно бы не мучились в догадках.
– Я не мучаюсь. Зачем. А вы? Что, пойдёте за ним?
– Нет! Мне делать, что ли, нечего? Я просто так сказал, чтобы узнать, как ты.
На самом же деле, я мучился лишь головной болью. «Неизвестно, как работал мозг помощника, и какие там образовывались мысли, которые не были предусмотрены программой, наверняка ещё и загруженной с ошибками. Если программы, как таковой нет, то нет и смысла в существовании помощника. Мне тошно думать, что он сидит и дожидается меня в квартире, причём его хозяева не представляют, что он натворил», – подумал я, а вслух произнёс о том, что не имело ни малейшего отношения к вечернему инциденту:
– Завтра забираем заказ у поставщика. Не забыл?
– Как тут не забудешь!
Костя припомнил, что в магазине у меня был серый и тоскливый взгляд, будто бы мне не принадлежащий.
– Зовите, если буду нужен.
– Куда звать? – удивился я, остановившись перед светофором, алым, как маковый бутон. – Эй! – окликнул громко, и все серьёзно оглянулись и застыли неподвижно, точно восковые манекены.
Повисла душная тишина, и облачное одеяло затянуло луну. Я заметил, как между грязно-жёлтыми улочками пронеслась знакомая фигура. Она миновала безликие серые в девять этажей дома, которые подлежали реконструкции, стеклянный шкафчик с книгами фантастического и фэнтезийного жанра и, свернув торопливо в пустынный переулок с облезлой вывеской на болтах, припала к стене. Как по волшебству замерло время. Только фигура повернулась боком, вытянула пустые руки, чтобы ухватиться за поломанный фонарь, и бесшумно спустилась. Мрачные опасения тотчас отпали. Костя, верно, не достучавшись до меня, пошёл один по зебре. Я нагнал его и довольно посмотрел на оживших людей и на переулок, где лежал человек без букета из «Летнего розмарина». О, к счастью, он валялся вовсе без чьего-либо букета.
– Вы очень рассеяны. Хватит с вас воздуха, – сказал Костя, огорчённый моей невнимательностью. – Поезжайте домой. Тяжело и плохо мне.
– Болеешь?
– Всегда так после прогулок. Особенно, ближе к ночи.
– Значит, гуляй утром, часов в пять или шесть.
– Очень рано и скучно, когда не с кем. Дальше что? Он вам повсюду мерещиться будет?
Костя неловко отвернул лицо.
– Ну, что ты? Обижаешься?
– Нисколечко, – выдавил он сквозь зубы. – Только не делайте выводов насчёт помощника. Первое впечатление правильнее всего.
– Хорошо, твоя взяла, – рассмеялся я снисходительно. – Больше ни слова о нём, ни мыслишки. А знаешь, что?
– Не знаю. Расскажите, – потребовал Костя, и с губ его сорвался сухой смешок. – Если что-то по работе, если вы заговорите… хоть о макраме! Я выслушаю. Не дай боже, о помощниках! Прошу вас, как человека!
И так мы сделали круг, пока я говорил о Дарье Сергеевне, как она испекла черничный пирог и угостила им соседей, живущих у подножья холма. Мы распрощались. Костя устало сел на лавку рядом с «Летним розмарином», вынул блокнот, а как только понял, что забыл карандаш или ручку, то сразу насупился и позвал меня, размахивая руками, но я уже был далеко и не развернулся.
Город горел беспокойными огнями, в каждом из стёклышек раздувался пляшущий костерок. Уже не было видно уток, но было видно тёмное озеро, за которым вырисовывался длинный золотой шпиль Троицкого собора со светло-зелёными куполами. Ветер качал коричневые тополя и редко подхватывал сморщенные листья, шуршащие по асфальту. Раздавался топот, скрип и бестолково-расслабленные голоса. До меня долетали бессвязные фразы, которые я не переставал повторять от безделья вслух.
Не прошло и половины часа, как я убедился в обманчивости умиротворения.
По одному из пешеходных мостков через реку бежал, неуклюже спотыкаясь, помощник с лохматыми хризантемами. Он толкался, но не смотрел на людей, которые его дружно ругали и таращили глаза, а глядел вниз. Кто только не кричал на помощника! Один ребёнок заливался неудержимым хохотом, показывая некрасиво пальцем на бегуна, другой хныкал из-за того, что хотел бегать также быстро и всхлипывал, и размазывал слёзы по красному пухлому лицу.
– Держите его! – тонко взвизгнула девушка в розовенькой кофточке и налетела на юношу в роликах. – Куда едешь? – вспылила она и прикоснулась к ушибленному плечу. – Тут бегает чудак!
– Мне то что? – спросил он.
– А то, что надо быть аккуратнее. Я чуть не грохнулась!
– Извини, не хотел, – сказал юноша равнодушно и немедля съехал с мостка.
– Что у него? Цветы? Ах, как романтично! – воскликнула другая девушка, взяла тотчас своего молодого человека под руку и кинулась целовать его.