В нос деревянного парохода угодила одна из торпед. Взрыв был глухой, ни яркой вспышки, ни моря огня, только японцы покатились по палубе, и обе пушки замолчали. Матрос приглушил двигатель и развернул катер.
- Хорошо пошла! Сейчас зальёт двигатель, и котел взорвется, - сообщил он Николаю.
Но палуба парохода медленно наклонилась, из воды показались два вращающийся винта и руль.
- Где вторая торпеда!? Кто из нас попал? ... мать, - матрос долго, виртуозно и радостно ругался, не стесняясь Николая.
- Обойди пароход с кормы, боцмана не видно.
Но маневр не потребовался, Николай увидел катер, идущий ему навстречу. Он сбросил скорость и остановился рядом.
- Хочу побеседовать с капитаном "Сайкио". Где тот знаток японского? - спросил боцмана Николай.
- Да вот он! Матрос Костомаров.
- Этот матерщинник?
- А голос у него какой! Рупора не надо, слышно за километр.
Шхуна уже подошла, капитан не стал медлить, темнело.
Знаток японского и матерного Николаю не понадобился, на палубе стоял высокий белый человек. Он размахивал белой тряпкой и кричал хорошо поставленным, властным голосом призывы к миру и гуманизму, по-английски.
- Спускайте шлюпки. У кого замечу хотя бы нож - пристрелю. Через пять минут мы пустим вашу лоханку ко дну, - не стал вступать в философские диспуты Николай.
Англичанин игнорировал вульгарный вариант английского, безнадежно испорченный в бывшей колонии. Рядом с белым вцепился в поручни маленький японец, одетый по-европейски, он заверещал так, что властный японец, обнявший ограждение чуть в стороне, вздрогнул. На пароходе поднялась паника.
Через пятнадцать минут на шхуне был снова установлен пулемет на корме, и она потащила к берегу шлюпки с японцами. Катеров успели загрузить со шхуны торпеды, и спрятались в засаде за корпусом "Сайкио", из-за этого прикрытия Николай посчитал пулемет лишним. Они стали ждать подхода второго японского судна, которое уже показалось из пелены дождя. Из-за дождя сумерки наступили раньше, и японец решил подойти поближе к затонувшему на нос пароходу.
- Это канонерская лодка "Акаги"! До неё уже меньше ста метров. Когда она остановится, для спуска шлюпки, атакуем её с двух сторон. Как только наберем скорость больше двадцати пяти узлов, сразу же сбрасываем торпеды, - Николай почему-то говорил тихо, хотя из-за дождя, и шума моторов, его было плохо слышно.
- Пора, боцман! Они спускают шлюпку, - от волнения громко сообщил Николай.
Они прибавили газу, и катера стали стремительно набирать скорость.
Катера сбрасывали торпеды, буквально, в двадцати метрах от канонерской лодки. Видимо, единственное попадание в первой атаке вселило неуверенность в матросов. Через десять секунд после начала атаки всё было закончено, четыре взрыва раздались практически одновременно.
- Боцман! Идешь со мной к канонерке, - Николай приготовил, на всякий случай, винтовку, только не снял презерватив с дула.
"Акаги" погружалась буквально на глазах. Люди прыгали в воду, шлюпки, кроме первой, спустить не получалось.
Канонерка так быстро скрылась под воду, что Николай не мог поверить своим глазам. Из-под воды вырвалось огромное облако пара, прошла небольшая волна и только большое количество мусора вперемешку с головами, чудом уцелевших японцев, указывало на место гибели "Акаги".
Катер приблизился вплотную к месту гибели японца, и боцман бросил в воду все три спасательных жилета.
Неожиданно со шлюпки раздались выстрелы из револьвера. Японец что-то пролаял, трое матросов встали, и начали стрелять из винтовок. Сначала один из матросов упал на дно катера, затем за борт упал боцман, третий же матрос добавил газу и катер, резко набирая скорость, ушел в сторону.
Николай уже давно, секунды три, стрелял из М-16. Магазин опустел, и он заменил его. Тридцать пуль, видимо, напугали дюжину японцев в шлюпке. Они упали на дно, двое даже свалились за борт.
- Костомаров, рули вплотную к шлюпке.
Николай перевел винтовку на режим с отсечкой очереди после трех выстрелов, и стал методично отстреливать японцев в шлюпке. Последним он убил японца, пытающегося уплыть в сторону. Лишь после этого он приказал матросу догнать катер боцмана. Тот уже забрался на борт с помощью матроса. Все трое были живы. У Николая стало легче на душе.
Боцман храбрился, мол, кость не задета, морская вода полезна, заживет, как на собаке. Молол всякую ерунду. Можно было подумать, что совсем не его ранили, а кого-то другого, и он обязан подбодрить их.
- Через неделю буду как огурчик, - заявил боцман.
- Весь в зеленке и прыщах, - выдал, как обычно, не по-делу дежурную прибаутку Николай.
Матросы осуждающе посмотрели.
- Если бы ты, боцман, японцам жилеты не бросил, а того ... сам бы одел. Стал бы красный, как помидор, - разрядил обстановку матрос-матерщинник.
- Твоя правда, Костомаров. В жилете на воде легче, но в катере заметнее. Если только сверху плащ-палатку набросить?