Во всех населённых пунктах появились военные из различных советских подразделений, которые начали у нас самовольную реквизицию имущества. В течении первых трёх дней исчезли все верховые лошади и почти все автомашины. В последующие дни у нас отобрали три четверти повозок. Вместе с повозками исчезли и продукты. Необходимо было сохранить дисциплину, не дать разбежаться бывшим власовцам по лесам, предупредить мародёрство, убийства и грабежи гражданского населения. Почти в каждом населённом пункте повторялась одна и та же картина. Советские военнослужащие выходили к дороге и удивлялись, что “немецкие” военнопленные идут одни без конвоя. Потом они всё-таки узнавали, что колонна за колонной проходят настоящие живые власовцы. Дикая злоба охватывала бойцов и командиров. В ход шли приклады, палки, камни и даже огнестрельное оружие. Случались и крупные столкновения с кровавым исходом. В одном из бывших немецких лагерей писали всей дивизией письмо Сталину. Осенью из лагеря в польском городе Лобанд началась наша отправка на восток в железнодорожных вагонах теплушках. Было темно и холодно. “Неужели все муки лагеря придётся перенести второй раз – голод, холод, издевательства?! Хватит ли для этого сил?” – размышлял я, и решил: хватит! Была бы в жизни цель. Раз уж я связал свою жизнь с этой несчастной дивизией. Всё-таки не дал людям разбежаться по лесам…»
Так закончилась для Владислава Тхоржевского Великая Отечественная война. Перед Родиной он был виноват тем, что надел вражескую форму. Он понимал это и был готов искупить свою вину. Возвращение частей Первой «власовской» дивизии РОА на Родину было первым шагом на этом пути.
Когда Владислав Павлович ушел на фронт и «пропал без вести», Лидия Александровна работала, порывалась даже уйти на фронт вслед за мужем – помешала беременность: вынашивала, а потом растила сына: верила и ждала… Многим пришлось тогда вот так же верить и ждать – немногие дождались. Она – дождалась.
Дневник Лидии Александровны представляет собой две тетради, исписанные убористым почерком. За 1941 год с июня по декабрь – 66 записей, за 1942 – 63, за 1943 – 10 записей, за 1944–1945 годы записей почти нет.
Этот дневник – исповедь, страстное осуждение всех, кто допустил это страшное бедствие – войну. В нем поражает раскрепощенность духа, смелость суждений. Кажется почти невероятным, что кто-то мог решиться в то жестокое время доверить бумаге такие суждения и такие оценки…
«23 июня 1941 г. Я никогда не забуду то утро – ясное, светлое. В пять часов стук в дверь – принесли повестку Владе. У меня замерло сердце, и страх за друга сковал меня. Потом потянулись часы невыносимой муки.
В течение недели их не отправляли, но с восьми утра и до одиннадцати ночи держали в казарме. Я ждала его каждый вечер, слезы давили мне сердце.
8 сентября 1941 г. Владя пропал без вести при бомбежке эшелона.
5 октября 1941 г. Владислав не нашелся. Что могло случиться с ним? Жив ли он? Дни пошли еще тяжелее и мучительнее, надежды так мало, безотрадно на сердце и в будущее смотреть страшно. Владик, неужели твой сын не увидит тебя, и ты не обнимешь его? Пресвятая Богородица, защити и помилуй Владислава, верни его моему крошке».
Чтобы быть хоть чем-то полезной, она идёт работать в госпиталь.
«2 ноября 1941 г. Мне удалось устроиться в госпитале. Милый мой, здесь я ухаживаю за ранеными, и все думаю о тебе. Есть тяжело больные, лежат по месяцу и больше; все они такие беспомощные и жалкие; сколько терпения и воли надо, чтобы хоть немножко облегчить их страдания».
В дневнике Лидии Александровны часто звучат гневные слова в адрес тех, кто развязал эту войну.
«26 ноября 1941 г. Пишут об ужасных издевательствах немцев над русскими – ужели можно так осатанеть и уничтожить всю доброту человеческую в сердце? Владя, я не предвижу исхода из этой пытки и в то же время жалко хватаюсь за жизнь, надеясь на Бога, что он пошлет нам встречу на земле».
Кроме разлуки, неизвестности, тяжелых вестей с фронта, добавляются тяготы голода и холода в огромном городе.
«9 декабря 1941 г. Шестой месяц война, и столько же дней я плачу и жду понапрасну. Конца не предвидится. Руки опускаются, делать ничего не хочется; иногда, кажется, что всё в мире кончено, и жизнь невыносима.
Бедная мама, как она перемерзает, с утра и до вечера бегает по городу, чтобы хоть что-нибудь достать поесть, а как же ей быть, когда у меня родится сынишка, совсем она тогда замается. Иногда мы вместе плачем о тебе, Владик. Какая она хорошая, без нее мне совсем не жить. Папа тоже сильно всё переживает и ворчит помаленьку на окружающую жизнь. Так проходят эти печальные дни.
21 декабря. Что ждет в будущем? В сердце нет ни надежд, ни желаний. Дни проходят тяжелым кошмаром. Что-то будет с моим ребенком? Ужели он умрет с голоду? С продуктами так плохо, начались перебои с черным хлебом, конца войне не предвидится, массовое убийство продолжается. Господи! Ужели всё кончено?