Человек в белом шарфе

И нас решили… убрать.

Я плохо помню, как Андрей оттолкнул меня. Он кричал что–то вроде: «Беги!», и я даже попыталась. Но, понимаете, когда тот, с белым шарфом, налетел на него, ударил в живот…

Когда Андрей согнулся, я еще ничего не понимала. Мне хотелось кричать ему: «Ну же, давай, разгибайся! Поднимайся, что ты упал?!». Я поверить не могла, что он может упасть от одного удара.

А первые двое подбежали ко мне, и я увидела нож в руке одного из них.

Я закричала, кажется, и тут второй ударил меня, затыкая. Я отшатнулась от удара, почувствовала вкус собственной крови во рту, а потом упала.

Я слышала шаги. Они удалялись. Я до сих пор не понимаю, почему тот, с ножом, не добил меня. Я сильно ударилась, из головы шла кровь, может быть, решил, что все равно умру… Не знаю, только помню, как я поползла к скорчившемуся на земле Андрею.

Он лежал скорчившись, прижав колени к груди. Я подползла к нему, взяла за плечо. И только тогда поняла, почему он упал от единственного удара. У него был распорот живот, и кровь лилась и лилась на асфальт.

Я не видела ее, просто потрогала и почувствовала липкое. Подняла ладонь к фонарю и увидела, что она вся красная.

И завыла.

Остальное – как в тумане. Вроде зажигался свет в окнах. Люди вызывали скорую, полицию.

Я сидела на асфальте, держала Андрея в руках, а он уже и не дышал почти. Мне сказали, вроде как шок, а потом он просто истек кровью. Тот урод лезвие воткнул ему прямо под печень и повредил артерию…

На следующее утро, когда я пришла в себя в больнице, я вышла в коридор, хотела идти к нему, искать его, ведь он же должен был быть тут же, в Александровской.

Но вы понимаете же, он же умер… Прямо там, на асфальте, в двух шагах от моего дома… Умер…

Девушка запнулась. Слезы – крупные, прозрачные – текли по ее щекам.

Саша, словно очнувшись от сна, протянул ей упаковку бумажных платков.

Она звучно высморкалась, вытерла мокрые щеки.

– Не очень понимаю, какое отношение все это имеет к вашему делу, – осторожно заметил Абрамов.

– Я же говорила, – девушка вернула ему оставшиеся платки. – Это долгая история. Давайте ваш протокол, я подпишу его, и мы разойдемся довольные друг другом.

– Нет уж, Татьяна Эдуардовна, – Александр взглянул на часы, увидел, что на них едва ли не двенадцать, встал и начал собираться. – Так дело не пойдет. Сейчас я вашу историю дослушать не могу, у меня допрос свидетеля через час, а мне до отдела еще ехать и ехать, но, не сомневайтесь, я вернусь завтра. И мы с вами закончим.

Девушка развела руками.

Жест человека, отчаявшегося кого–то в чем–то разубедить.

Абрамов вышел из изолятора. Дождь кончился, оставив после себя на неровном асфальте глубокие лужи. Из–за серых облаков нерешительно выглянуло солнце.

Саша глубоко вздохнул и направился к машине.

В отделе его уже ждали. На стуле возле кабинета, в облаке перегарного амбре, сидел мужичонка. На нем болталась видавшая виды кожанка, на правом рукаве которой Абрамов увидел криво приляпанную заплатку; спортивные штаны непонятного, то ли зеленого, то ли синего цвета, натягивались на острых выступающих коленях. Когда он поднял голову, услышав шаги следователя, Саша увидел испитое бледное лицо с проплешинами на тех местах, где обладатель лица удосужился пройтись бритвой.

– Вы Абрамов? – спросил мужик хриплым голосом и закашлялся.

– Я. Проходите.

Они вошли в кабинет. Коллеги Абрамова, старшего следователя Петрова, внутри не было, так что Саше еще пришлось повозиться с замком – его не первый месяц заедало и на то, чтобы попасть на собственное рабочее место, порой уходило минут по десять.

Мужик терпеливо ждал, пока откроется доступ в святое святых.

Наконец, дверь сдалась.

– Проходите, присаживайтесь, – Саша указал на стул напротив стола, уселся сам, достал из портфеля чистые листы протокола. – Паспорт будьте добры.

Брать вонючий, замызганный документ в руки откровенно не хотелось, но пришлось. Сделав отметку в памяти – обязательно после ухода свидетеля вымыть руки – Абрамов старательно переписал данные мужика в протокол. Привычно отбарабанил фразу об ответственности за дачу ложных показаний, предупредил по ст. 51 Конституции… зачем – сам не знал, многие его коллеги это опускали, но Саша как–то с самого начала решил быть правильным следователем – и был, насколько это было возможно.

Протянул протокол для подписи, не давая свою ручку – кивая на «дежурную», привязанную ниткой (чтоб не уволокли) к ножке стола.

Свидетель расписался, машинально попытался сунуть ручку в карман – помешала веревочка, и вернул на место.

Для допроса все было готово.

– Скворцов, вы помните события 21 февраля?

– Плохо, – мужик покачал головой. – Все были пьяные: и я, и Степа, и Маринка…

– Давайте по фамилиям. Кто, кроме вас был в квартире?

– Так… Степа Стеблов, Марина… не помню фамилию, на «И» какая–то, я и, значит Миша Борман.

– Борман – это фамилия.

– А черт его знает. Его все так называют, Борман и Борман. С ним была Наташа, ее фамилию не знаю.

– Так, Наташа пришла с ним?

– Да, вроде… А может он потом ее позвал… Не помню я, выпил много.