Человек толпы

Сначала мои наблюдение имели абстрактный и обобщающий характер. Я рассматривал толпы в их целом, в их массовых отношениях. Вскоре, однако, я занялся деталями и разглядывал с величайшим интересом бесконечно разнообразные фигуры, костюмы, манеры, походку, лица и выражение.

Огромное большинство прохожих имели самодовольный вид деловых людей и, по-видимому, думали только о том, как бы пробраться сквозь толпу. Они хмурились, перебегали глазами с одного предмета на другой и, получив толчок, не выказывали признаков нетерпения, а поправляли платье и спешили дальше. Другие, их тоже было много, отличались беспокойными движениями, раскрасневшимися лицами, они жестикулировали и рассуждали сами с собою, точно чувствовали себя тем более одинокими, чем гуще была толпа. Наткнувшись на кого-нибудь, они останавливались, умолкали, но удваивали свою жестикуляцию и с рассеянной и неестественной улыбкой дожидались, пока встречный пройдет. Получив толчок, они раскланивались с самым виноватым видом. За исключением отмеченных мною черт, эти две обширные группы не представляли ничего особенного. Одежда их была, что называется, приличная, и только. Это были, без сомнения, дворяне, купцы, стряпчие, промышленники, спекулянты, эвпатриды и ходячие общие места, люди праздные и люди занятые своими собственными делами, ведущие их за свой счет и страх. Они не особенно интересовали меня.

Группа приказчиков бросалась в глаза, и я заметил в ней два разряда. Одни, младшие приказчики сомнительных фирм, молодые джентльмены, в сюртуках в обтяжку, в блестящих сапогах, с напомаженными волосами и надменным выражением губ. Если бы не известная юркость, которую, за неимением лучшего термина можно назвать гостинодворской развязностью, эти господа показались бы мне точным facsimile[271] того, что считалось верхом хорошего тона год или полтора тому назад. Они донашивали барское платье: лучшего определения этому классу, кажется, не придумаешь.

Старшие клерки солидных фирм – steady old fellows – тоже имели резко определенную физиономию. Их легко было узнать по черным или темно-коричневым брюкам и сюртукам, сидевшим удобно и покойно, большим солидным башмакам, белым галстукам и жилетам, толстым чулкам или гетрам. У всех головы светились, а верхушка правого уха как-то странно оттопыривалась вследствие привычки закладывать за нее перо. Я заметил, что они снимали или надевали шляпы непременно обеими руками, и носили часы на коротенькой золотой цепочке старинного основательного образца. Они представляли из себя аффектацию респектабельности, если может быть такая почтенная аффектация.

Было тут много шикарных джентльменов, в которых я без труда узнавал мазуриков, наводняющих все большие города. Я с большим любопытством рассматривал этих франтов и удивлялся, как могут настоящие джентльмены принимать их за таких же джентльменов. Огромные манжеты и вид необычайного чистосердечия сразу выдают их.

Еще легче узнать игроков, которых я тоже заметил немало. На них были всевозможные костюмы от отчаянного thimblerig bully[272] с бархатным жилетом, фантастическим галстуком, золотыми цепочками, филигранными пуговицами до невиннейшего пасторского костюма, менее всего дающего повод к подозрением. Но все они отличались темным цветом лица, тусклыми, мутными глазами и бледными плотно сжатыми губами. Были еще две черты, по которым я безошибочно узнавал их: рассчитано тихий тон голоса в разговоре и склонность большого пальца отклоняться под прямым утлом от остальных. В компании с этими субъектами я нередко замечал людей, несколько отличавшихся от них манерами, но несомненно птиц того же полета. Все это господа, кормящиеся своей изобретательностью. Они атакуют публику двумя батальонами: денди и военных. Отличительные черты первых: улыбка и длинные кудри; вторых – длинные сюртуки и хмурые лица.