Не говорю уж о том, что публиковавшиеся на протяжении рассматриваемого периода исторические исследования не продвинулись с конца шестидесятых годов ни на шаг вперед. Об этом не приходилось и мечтать. Была предпринята массированная попытка отбросить историческую науку, историческую мысль назад, сделать вид, будто XX съезда КПСС вообще не было. Именно для этого развернули кампанию проработки многих честных историков. С должности директора Института истории СССР АН СССР был снят П.В.Волобуев, занимавший в науке принципиальную позицию. Особенно злобным преследованиям подвергся историк А.М.Некрич, известный своими трудами по истории Второй мировой войны. Его в конце концов заставили эмигрировать (этот прием был эффективен — эмигрировавший человек практически становился как бы изменником, компрометировались не только лично он, но и его позиция, его труды, даже те, кто его поддерживал). Из партии был исключен Рой Медведев. Пострадали многие другие.
В науке, литературе, даже искусстве снова началась «оптовая» фальсификация истории. Особые усилия были предприняты для фальсификации истории Второй мировой войны и роли в ней Сталина. Думаю, потому, что апологеты Сталина хорошо понимали: война эта остается в душе народа самой эмоционально заряженной страницей истории и потому правда, сказанная о ней на XX съезде, особенно эффективно разрушает миф о «великом вожде». И наоборот, приписав Сталину решающую роль в победе, было проще всего его реабилитировать, восстановить уважение к нему широких слоев народа.
Не могу не сказать, что в недостойных попытках вновь заняться фальсификацией истории войны сталинисты от идеологии (команды исходили от Суслова, активную роль играли Трапезников и его единомышленники) нашли усердных союзников в лице значительной группы наших военных руководителей. В том числе людей действительно заслуженных, известных, щедро одаренных славой, наградами и званиями.
Я не возьмусь вскрывать глубинные причины этого явления, тем более что прямого отношения к теме книги это не имеет. Замечу лишь, что мне оно казалось диким — уж кто, как не военные, особенно высшее руководство Вооруженных Сил, натерпелись в свое время от Сталина! От генерал-лейтенанта А.Н.Тодорского, с которым мне довелось в 1959–1961 годах поработать над социологическим исследованием в его родном Весьегонске{20}, в декабре 1959 года впервые услышал не раз приводившуюся впоследствии трагическую статистику о высшем командном составе, подвергшемся по воле Сталина физическому уничтожению или аресту накануне войны{21}.
К сожалению, из личных бесед я уяснил, что многих генералов, занимавших ответственные посты в Вооруженных Силах в шестидесятых — семидесятых годах, трагическая судьба их предшественников мало волновала. Почему? Мне кажется, что если говорить о честных, порядочных людях, которых, конечно, и среди тогдашних военачальников было большинство, то действовала прежде всего воинская дисциплина. Сразу после XX, XXII съездов они настроились на антисталинский лад (что видно и по некоторым мемуарам). Ну а потом последовала другая команда, и её тоже надо было быстро выполнять. Но были среди генералов и другие. Те, в частности, кто как раз и сделал быструю карьеру потому, что Сталин физически устранил военачальников, превосходивших их не только по должности, званию, но и по опыту, знаниям, уму. После великого кровопускания, учиненного им, резко снизились требования к командному составу, за искусного полководца мог сойти даже заурядный «троечник», а то и «двоечник» (когда началась война, мы в этом на горьком опыте убедились).
Других, мне кажется, волновало то, что, если начнут по-настоящему разбираться с историей войны, разрушать нагроможденные мифы (их в избытке производит каждая война), это может всерьез задеть их боевую репутацию. Куда выгодней было следовать девизу «Победителей не судят!», сводить историю войны к воспеванию великого подвига: внешне, на словах — вроде бы народа и армии, на деле — прежде всего уцелевших, пребывавших к этому моменту в чести генералов. Некоторым из них, наверное, хотелось сохранять и умножать мифы и на них удобно, как на мягких перинах, почивать, не опасаясь, что их действия, их решения в период войны начнут разбирать историки.
Были, наконец, и такие, я думаю, кому сталинизм импонировал как воплощение, высшее достижение того, что им представлялось армейским порядком, только распространенным на все общество. То есть именно воплощением административно-командной системы в свойственной ей милитаризации общества.