Читаем Человек Системы полностью

Третье. Я и, думаю, многие другие, во всяком случае, до середины 1982 года, не ждали, что процесс упадка страны и партии, так очевидно обнаружившийся в годы застоя, может быть остановлен. Возвращаюсь к тому, о чем уже говорил: может быть, нам еще повезло. И Горбачев, и даже Андропов появились, скорее, вопреки, а не благодари утвердившейся тогда политической системе. Хотя нельзя не видеть, что, какой бы политическая надстройка ни была, общественные потребности все же проявляются, пробивают себе дорогу. Не хочу только, чтобы это понималось как «фаталистический оптимизм». Я также верю и в дурные случайности и отнюдь не считаю, что мы уже вышли из зоны опасностей, включая самые серьезные.

И наконец, четвертое. Часто оценку политическим лидерам дают их преемники. В сравнении рождается новое понимание и пережитой эпохи, и тогдашнего политического руководства. Брежнев здесь не исключение.

Первоначально его и связанный с его именем период только что не проклинали. Потом, постепенно оценки и отношение к нему и его периоду начали менялся. Сравнения с современностью все более явно шли в его пользу.

Я не хочу этим сказать, что надо радикально менять оценку прошлого периода. Но сегодня стали виднее не только её пороки, но и то, что отличает её от последовавшего периода в лучшую сторону.

<p>О Ю.В.Андропове</p>

О многих его качествах уже говорилось выше — о незаурядном уме и политической одаренности, необычной для руководителей той поры интеллигентности. Хотя она не основывалась на солидном формальном образовании (в значительной мере его интеллект развивался на основе самообразования, которое, естественно, не могло гарантировать от известных пробелов в знаниях). Андропов выделялся среди тогдашних руководящих деятелей, в том числе оснащенных вузовскими дипломами и даже научными титулами, как весьма яркая фигура. Что, замечу, не всегда было для него, для его карьеры полезно. То ли понимая это, то ли в силу присущей ему природной скромности он всего этого стеснялся, пытался прятать. Выделялся Андропов на фоне тогдашних лидеров и в смысле нравственных качеств: был известен личным бескорыстием, доходившим даже до аскетизма. Правда, эти качества, проявлявшиеся в личной жизни, когда речь шла о политике, уживались с весьма гибкими представлениями о дозволенном моралью, с неизменно негативным, но подчас примиренческим отношением к тем неприглядным, во многом отталкивающим «правилам игры» и нормам взаимоотношений, которые за долгие годы утвердились в обществе и особенно в его верхах.

Словом, фигура это сложная, многомерная, и у меня просто нет того писательского дара, который позволил бы дать его достоверный литературный портрет. Потому я ограничусь, в дополнение к сказанному, некоторыми впечатлениями о тех сторонах его личности и его деятельности, которые мне открылись в ходе многолетнего знакомства, общения, а в отдельные периоды — и совместной работы.

Хотел бы при этом оговориться, что в моих оценках, при всем старании быть объективным, может быть, все же проявится личное отношение — хорошее, в какие-то моменты граничившее с восхищением, а в другие — сменявшееся досадой, даже горечью: как так, почему он в этот важный момент дал «слабину», смалодушничал, ошибся! Вместе с тем я не был слеп к его недостаткам и неверным поступкам, замечал их и, случалось, о них говорил ему, что приводило подчас к охлаждениям в отношениях, обидам и даже ссорам.

В целом у нас были хорошие отношения, в чем-то доверительные, хотя — с учетом разницы в положении, а часто и во взглядах, естественно, — не до конца доверительные. И, конечно, с должной дистанцией. Начиная с внешнего: он со мною был на «ты», хотя звал по имени и отчеству, лишь в редких, более интимных разговорах обращался по имени. Я себе фамильярностей не позволял, и к ним — а общении с этим человеком — даже не тянуло. Но часто просто забывал о формальностях, говорил с ним прямо, хотя, если не был в запале, — с определенным резервом.

Он это понимал и, когда хотел получить совершенно откровенное суждение, старался раздразнить, что ему; как правило, удавалось; изредка к этому приему прибегал и я, хотя, скажу честно, с меньшим успехом — он намного превосходил меня по житейскому опыту, искусству и навыкам общения с людьми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии