В Никарагуа происходит единственный, кажется, во всем прохановском творчестве гэг: фотограф Горлов, герой названного по строчке Заболоцкого романа «И вот приходит ветер…» (он же — «Бой на Рио-Коко»), поскользнувшись, шлепается в яму-ловушку для «контрас», скрытую деревянным макетом ракетной установки «Град»: «— Вы целы, Виктор? — Я первый, кто попался на вашу хитрость… Никогда не думал, что система „Град“ обладает такой разрушительной силой. <…> Эти волчьи ямы — гениальное изобретение вашего Генштаба, — пробовал шутить Горлов. — Каждый вечер нужно их обходить и вытаскивать застрявших морских пехотинцев. В конце концов, у американцев иссякнут людские ресурсы».
В Никарагуа было как везде: только что, в конце 70-х, одновременно с Афганистаном, здесь произошла революция. Только на этот раз — у южного подбрюшья США. Разумеется, к ней тотчас же проявили интерес американцы (устроившие экономическую блокаду) и СССР (помогающий коллегам оружием и советниками). Просоветской силой здесь были сандинисты, которые воевали против финансируемой американцами оппозиции — «контрас», которые базировались в соседних Гондурасе и Сальвадоре.
Этот самый Рио-Коко находится в Сальвадоре. Там действует Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти. И поскольку (эта причинно-следственная связь — версия Проханова) никарагуанская революция молода и в ней много энергии, то никарагуанцы лезут помогать Сальвадору, передают туда оружие, которое идет по советским поставкам в Никарагуа. Если американцы докажут, что мы снабжаем оружием один из их плацдармов в регионе, они введут в Никарагуа войска, и тогда СССР придется перебрасывать сюда полк ВДВ с Кубы, чтобы вступить в прямое столкновение, читай — Третью мировую. В свою очередь, никарагуанцев подначивали кубинцы, как Вьетнам Кампучию. СССР пытался сдерживать кубинскую экспансию, требовавшую все больше ресурсов.
Проханов был в Никарагуа трижды и вспоминает эту страну так, как обычные люди перебирают в памяти удачные поездки на Коста-дель-Соль.
Он увидел здесь настоящую молодую революцию — романтическую, такую, как на Кубе, но Кубу он не застал, «там уже все окуклилось». Он утверждает, что лица никарагуанцев были наполнены странным свечением: «Такое свечение бывает у влюбленных людей, а также у молодых матерей, когда они подносят к груди младенцев. Это свечение фиксирует фотопленка, и оно присутствует на русских фотографиях 20-х годов, изображавших солдат и рабочих, студентов рабфака. Природа этого света остается невыясненной, но, возможно, он связан с особым состоянием души, окрыленной Революцией».
Он не только гуляет по Манагуа, но отправляется в поход по болотам на территорию Гондураса, чтобы передать оружие в Сальвадор, к огромному вулкану — все это нелегально, пользуясь поддержкой местных полевых командиров, «команданте». Наблюдал картины морских столкновений никарагуанской береговой охраны с гондурасскими боевиками в заливе Фонсека. Там он участвовал в пресловутом бою на Рио-Коко — на атлантическом побережье, в болотах у индейцев-мискито, столкновении с контрас и гондурасцами.
Именно в Никарагуа — «Атлантик-кост, атлантическое побережье, то место, где живут уже не испанцы, а индейцы, их называют мискитос» — была сделана фотография, поразившая воображение культуролога Б. Парамонова: «Очень странная фотография: он снялся голым, в одних трусах. Проханов демонстрирует свое телосложение, надо сказать, неплохое. Это опять же вопль о недостающей любви». Может быть, — сам он комментирует свою наготу жарой: он только что вернулся из похода на Рио-Коко и теперь блаженствует на веранде, в трусах.
Не то чтобы он разгуливал в них за пределами своей гасиенды. Напротив, никарагуанцы подарили ему военную форму, в которой он и передвигался на машинах по стране. Ему запомнился этот камуфляж — «не наш суровый, а особый, латиноамериканский, кубинский, благородный, изящный. И я, помню, однажды появился в этом камуфляже в журнале „Октябрь“, где я был уже членом редколлегии, и произвел фурор, дал им всем понять, что я не такой уж простой парень, не стоит рассматривать мое появление в камуфляже как маленькую оплошность, что это серьезное дело».
Его возит Сесар Кортес — поэт и офицер сандинисткой армии. Днем они колесят по стране, а вечерами сибаритствуют, попивая «флор-де-канья» — замечательный никарагуанский ром, который работающие здесь по контракту русские острословы переименовали в «хлор с Диканьки». Его статус фронтового журналиста и возможность задавать вроде бы наивные вопросы использовали посольские: давали ему с собой в качестве переводчиков профессиональных разведчиков. Он охотно помогал им. О том, что их интересовало, можно понять по заданию Белосельцева — оценить ситуацию, стоит ли СССР влезать туда с дополнительными поставками оружия и персонала. По его мнению, однозначно нет, потому что это значит втянуться в настоящую большую войну в Центральной Америке.