Человек с горящим сердцем

В Брисбене давно уже хирел Союз русских эмигрантов — «Унион». Многие склонялись к тому, чтобы вовсе закрыть его: взносы плати, помещение содержи, а ни кружков, ни интересных лекций...

Собрание в клубе на Стенлей-стрит назначили на рождество. Настроение было похоронное — многие сожалели, что приходится ликвидировать организацию, объединяющую русских.

Мнения выступавших разделились, как сохранить «Унион».

На трибуну вышел Сергеев. Загорелый, широкоплечий:

— Земляки! Не закрывать надо союз, а укрепить его. Нас в штате Квинсленд порядочно, но мы разобщены, слабо знаем английский язык. А впереди упорная борьба с предпринимателями. Так сделаем же союз нашей опорой, а работу его интересной. Создадим свою газету. Да, газету на русском языке!

В зале шум, возгласы недоумения, иронический смех:

— Спятил, парень! И эти-то взносы платим зря, без толку...

— Уж не надеется ли оратор на помощь правительства? Властям и без нашего союза русские поперек горла!

— Газета?! Не в России же ее печатать.

Сергеев спокойно всматривался в лица. До чего пестрый народ! Политические эмигранты и каторжане, искатели приключений и длинного рубля, дезертиры и мелкие лавочники... Даже у врагов самодержавия разные взгляды: эсеры, анархисты, социал-демократы двух течений. Но все — русские, всех объединяет неистребимая любовь к тому, что они вольно или невольно оставили в России.

— Земляки! — Голос его звучал проникновенно, зал утихомирился. — Рано или поздно, но мы вернемся домой. Еще понадобимся родине. Там зреет новая революция, и знамя ее было бы подло затаптывать в грязь... А раз так, будем готовить себя к служению в нашем отечестве и станем примером для передовых рабочих Австралии. Вот каким я вижу наш союз...

И Федор изложил собранию свой план реорганизации русского сообщества эмигрантов. План увлекательный и ясный.

— Но как же газета? — спросили у него. — Нужны не шиллинги и пенсы, а десятки фунтов стерлингов! А шрифт, типография?

— Денег нужно не так уж много. Соберем. Не станем скупиться. На чужбине родное слово особенно дорого. Лично я вношу в фонд газеты пятнадцать фунтов стерлингов.

Ропот изумления пробежал по залу.

— Да ты, парень, не миллионер ли? — спросил кто-то.

Федор задорно сверкнул глазами.

— Угадали! Я и впрямь миллионер. Но только я богат сознанием, что принадлежу к многомиллионной армии тружеников всего мира!

Все засмеялись, захлопали, а Федор продолжал:

— Это мой двухмесячный заработок. И вы внесите на газету кто сколько может. Владелец писчебумажного магазина Миргородский обещал мне выписать из России шрифт и открыть типографию. Он здесь в зале и подтвердит свое согласие. Редакция? Пока что я сам буду редактором, репортером и корректором. Безвозмездно. Дело не новое! Кто еще сомневается?

Собрание не успело опомниться, как дружно избрало Сергеева главой Союза русских эмигрантов и приняло его план. Утвердили и предложение о создании в Австралии первой русской рабочей газеты.

Встречаясь с земляками из угольных шахт Ньюкасла и сахарных плантаций Бандаберга, с рабочими медных рудников Нового Южного Уэлса и золотых приисков Чарлевиля, с дровосеками Таунсвилл и рыбаками Рокгемптона, Федор привлекал их к общему делу: надо создавать отделения союза, собирать деньги на газету. Он поставил в русском клубе «Женитьбу» Гоголя и сам сыграл Подколесина, да так, что все смеялись до слез. В новогоднюю ночь состоялся концерт. С особым воодушевлением хор исполнил «Красное знамя»:

Долой тиранов! Прочь оковы!
Не нужно гнета, рабских пут.
Мы путь земле укажем новый.
Владыкой мира будет труд.

Весь зал дружно подхватил песню.

Лейся вдаль, наш напев, мчись кругом!
Над миром наше знамя реет...
Оно горит и ярко рдеет, —
То наша кровь горит огнем...

Назавтра буржуазные газеты завопили о «русских нигилистах». Они грозят расшатать государственные устои Австралии, преданной английской короне!

На стройку за Уориком Федор не вернулся. Брисбен требовал его присутствия. Раньше он не думал задерживаться в Австралии, а теперь с головой окунулся в свою стихию. Кончилось его невмешательство в рабочее движение Австралии.

В эти дни Сергеев писал в Россию Е. Ф. Мечниковой:

...Я никогда, я так думаю, не стану изменником движению, которого стал частью. Никогда не стану терпелив к тем, кто мешает успехам этого движения. Я был, есть и буду членом своей партии, в каком бы уголке земного шара я ни находился. Не потому, чтобы я дал аннибалову[6]клятву, а потому лишь, что не могу быть не собой...