А служители с «усопшим» уже в часовне. Переложив тело в гроб на высоком постаменте, они накрыли его крышкой и удалились. Потом вернулись с молотком и гвоздями — заколотить гроб. Церковь не отпевает самоубийц. Утром его зароют на пустыре за кладбищенской оградой и даже креста не поставят.
Гроб с покойником трясся на постаменте, ходил ходуном, крышка на нем подпрыгивала, как на вскипевшем чайнике.
Служитель помоложе хватил по крышке молотком и воскликнул:
— Да воскреснет Артемий, да расточатся враги его!
Сбросив крышку, Федор сел в гробу и радостно захохотал:
: — Еще немного, и я превратился бы в сосульку. Ну и мороз?
Спрыгнув с постамента, он дробно застучал сапогами о каменный пол и стал приседать, размахивать руками, чтобы согреться.
Вскоре темный вечер и добрая вьюга замели Артемовы следы.
ДЕЛЕГАТ ЧЕТВЕРТОГО СЪЕЗДА
Прошло лишь четыре месяца с тех пор, как Федор Сергеев выскочил из гроба на Сабурке, а сколько за это время произошло событий!
Снова Фрося Ивашкевич посадила его на товарный поезд, и он благополучно добрался до Екатеринослава. Дней десять отдыхал у Дарочки в Сурско-Михайловском, но вскоре истомился без дела и махнул в Питер. Там Ленин и цекисты готовили новый съезд.
Питерские и приезжие большевики встречались с Владимиром Ильичем в рабочем клубе Нарвского района и в партийном издательстве «Вперед». Сергеева поразила человечная простота и скромность Ленина. Ильич давал подпольщикам советы, порой и чисто житейские. Расспрашивал подробно обо всем, и его глаза поблескивали лукавой хитрецой. Владимира Ильича интересовали настроения рабочих, он доискивался причин успеха или провала забастовок и восстаний. О чем говорят солдаты, крестьяне? Ленин часто задумывался, затем ставил новый вопрос. Рассказы Артема о том, как они одурачили губернатора, водили за нос жандармов и шпиков, вызывали у него заразительный смех. Ленин долго присматривался к Сергееву и наконец сказал:
— Вот что, Артем… А харьковчане-то выставляют на съезд именно вас! Даже письмо прислали… Поезжайте-ка к ним. Надеюсь» вернетесь уже с мандатом делегата от рабочих-большевиков! Архигорячо там, но верю — приедете сюда не на щите, а со щитом. — И с шутливой серьезностью добавил — Такие, как вы, — ценнейшее наше партийное «имущество»!
В город, ставший ему родным, Федор прибыл в середине марта. Жандармы сильно опустошили подполье. Но братья Бассалыго, Степа Россохатский и Васильев с новой силой орудовали в подполье. Отличную смену выпестовал Артем!
Первую сходку созвали на памятном Кирилло-Мефодиевском кладбище. Рабочие дружно голосовали за делегирование Артема на съезд.
Не успели разойтись, как патрульные дали сигнал тревоги:
— Казаки и конная стража! Окружают кладбище…
Все было как прошлой весной, только нынче враг загородил все подходы к укромным местам. Артем скомандовал:
— Бегите в открытое поле! Кони не пройдут — вспахано!
Лошади вязли в рыхлой и влажной земле, храпели. Казаки спешились и открыли стрельбу по черным силуэтам, тающим в ночной тьме.
Подхватив раненых, большевики спустились в Глубокий яр за паровозостроительным заводом и к утру вышли на Основу.
Еще одну сходку провели днем в мастерской на Нетеченской улице, почти в центре города. Но и на этом собрании затаился предатель. Когда Федор и Дима Бассалыго вышли на улицу, им на первом же перекрестке преградили дорогу шпик и городовой:
— Кто такие? Паспорта!
Федор рванулся, но полицейский держал его крепко. Тогда Дима дал фараону подножку, а Сергеев пихнул его в грудь, и тот кубарем покатился по мостовой. Шпику тоже досталось. Парни бросились в переулок, но там их ждали еще трое городовых.
Отвлекая врагов, Дима ринулся в одни ворота, а Федор — в калитку на противоположной стороне.
Раздались выстрелы, и в ответ более гулкие. Дима прикрывает его… Федор взлетел по приставленной к чердаку лестнице и ногой отбросил ее. Через слуховое окно вылез на крышу и огляделся. Топот, свистки, но городовых не видно. Надо удирать, а то на съезде одного делегата недосчитаются!
Лавируя меж труб, скользя по железу, цепляясь за коньки и обламывая ногти, Федор уходил от преследователей. На одном доме его обнаружили и обстреляли. Что-то ожгло бок… Сбросил пальто, чтобы не мешало, шапку давно потерял. Плохо, что гонят к центру города, а не в сторону окраин! Одноэтажные и двухэтажные домики кончились, перед беглецом выросла громада высокого здания. Куда теперь?
Во дворе полно солдат, но это не казармы, а, кажется, госпиталь. И он крикнул вниз:
— Хлопцы! Меня ловит полиция. Но я не какой-нибудь уголовник, а большевик. Может, спрячете?
— Коли большак, сигай сюда смело, — сказал солдат на костылях.
— Не робей, паря! Ты по трубе, по трубе.
— Скореича, а то пымают! — поторапливал Федора солдатик с завязанным глазом.
Федор спрыгнул во двор и сразу оказался в гуще раненых солдат. Кто дал шапку, кто шинель, а кто сунул в руки палку. Его ввели в здание и возле одной двери сказали:
— Заходи смело. Там душевный дохтур! Тринклером зовут… Он тебя в участок не сдаст. Не сумлевайся.