Человек с горящим сердцем

Минут через пять он уже играл с ними в «дурачка», а потом читал им «Южную Россию», по-своему толкуя напечатанное в газете. К вечеру Сергеев и парни расстались друзьями. Федор быстро находил путь к сердцам даже старших по возрасту. А эти ему почти ровесники, открытые души. Токарь Гордейчук, слесарь Кузьма Рудковский, литейщик Арсений Минеев, четвертый, Ваня, со смешной фамилией Седьмой, тоже литейщик, недавно приехал из Тулы.

Вечером Ухов подтвердил: верно, есть у поручика Еремина филер Шкреба. Был мастером на Французском, наушничал на рабочих администрации, за что и был после забастовки по требованию стачечников уволен. Рабочие прозвали его «Бородавкой». Видели черную у него на щеке? Позже охранка приютила Шкребу, своего холуя.

— Тип мерзкий, — поморщился Алексей, продолжая рассказывать о шпике. — Вчера он потерял наш след. Однако, Виктор, ты меня убил. Выходит, Сашка?.. Не представляю. — В глазах Ухова было столько муки, что и Федор расстроился.

Борисова Федор увидел на квартире у Алексея Ухова: сидел в чуланчике, смотрел на приятелей в щель, слушал страстную речь Александра Борисова и поражался. В этом человеке, который продался жандармам, пропадает великий артист! Так искусно маскировать свои чувства? В глазах ненависть к самодержавию… Но если его искренность не наиграна? Тогда… Действительно, почему Алексей сегодня так вял и бесцветен?

Федор вздрогнул. Ухов?! Нет, и это никак не вяжется! За две недели не распознать человека? Интуиция его еще не подводила! И разве охранка, располагая осведомителем из недр самой организации, позволила бы столько времени водить себя за нос? Тогда… Тогда прочь все подозрения! Войти в контакт с Борисовым и Котелевцом, доизбрать комитет, развернуть работу. Одиночкам-подпольщикам, как бы они ни надрывались, революции не совершить.

У Сергеева был твердый распорядок времени. Как правило, с двух часов ночи до пяти часов утра печатал с Уховым в подвале дачи прокламации, намечал с ним, что делать в ближайшие дни. До двенадцати часов спал, затем отправлялся в город. Заглядывал в консисторию, в городскую управу. Там все еще, к счастью, разводили руками:

— Увы, о торгах пока ничего не слышно!

— Жаль, жаль! Что ж… Обождем еще.

Пообедав в ресторанчике при гостинице «Петербургская», он покупал в магазине еду на ужин и к семи возвращался домой.

У Сергеева свой расчет. Если за ним установили негласное наблюдение, слежка успокоит охранку. Маршрут у него однообразный, день расписан по часам, на связь с подозрительными лицами не выходит.

Первые дни пребывания в Николаеве Федор замечал за спиной какие-то неясные тени. Он не оборачивался, и шпики отстали.

Желая полностью отвести от себя внимание полиции, Федор решил «проветрить» свое жилье испытанным способом. На клочке оберточной бумаги сочинил на самого себя безграмотную анонимку.

Ваше высокородие! По нашей десятой Улице в порожнем домике мамзели Барбе обявился неизвесный мущина. Водку непёт гостей не водит. Неужто одними песнями жив? Дворник кажет звать ево по фамилии Хлюстиков имя забыл. Как бы не стрикулист которые Бонбы супротив властей с порохом мастерят худое на осуд ар я-Батюшку замышляют. Пресеките христа ради непорядок потрусите дачку.

Мирные Суседи.

Таким же измененным, корявым почерком нацарапал поверх дешевенького конверта без марки:

Гаспадину Миколаевскому палицмейстеру прямо в руки доставить.

Опустив письмо в почтовый ящик, Федор тщательно очистил свое жилье от всего подозрительного, перенес гектограф из-под веранды в конец сада и зарыл под яблоней. Придется пока не печатать.

На самом видном месте стола положил письмо. Грамотное, написанное другими чернилами и своим почерком:

Милостивый государь и мой благодетель, Андрей Арефьевич!