Человек наизнанку

Солиман, Полуночник и Камилла, серьезные и растерянные, молча стояли вокруг комиссара. Они всегда знали, что речь идет о Массаре, но подтверждение их догадок повергло их в замешательство, едва ли не в панику. Одно дело предполагать, например, что человек убит ножом, и совсем другое дело — самому увидеть орудие убийства. Столкнуться с неприкрытой реальностью — не самое приятное ощущение.

— Надо свечку в кузове зажечь, — сказал Адамберг, прервав затянувшееся молчание. — Пусть Полуночник последит, чтобы она не погасла.

— Что это на тебя нашло? — удивилась Камилла. — Думаешь, это нам поможет?

— Это нам поможет узнать, сколько нужно времени, чтобы она догорела до конца.

Адамберг порылся в багажнике, принес длинную свечу и поставил ее на блюдце. Затем унес ее в фургон и зажег.

— Вот, — удовлетворенно сказал он, отступив на пару шагов назад.

— Зачем это нужно? — спросил Солиман.

— Потому что больше мы ничего сделать не можем. Мы с тобой не торопясь объедем все церкви, расположенные рядом с департаментской трассой. Если у Массара случился приступ раскаяния после убийства Деги, у нас есть шанс обнаружить, куда он заходил. Нужно проверить, следует ли он своим прежним маршрутом или изменил его.

— Идет, — согласился Солиман.

— Камилла, если мы отыщем его след, ты к нам подъедешь.

— Это невозможно, сегодня вечером я не собираюсь никуда ехать.

— Из-за свечи? — удивился Солиман. — Но Полуночник может держать ее на коленях.

— Нет, — ответила Камилла. — Я остаюсь в Буре. Вечером приедет Лоуренс.

Все притихли.

— Ладно, — прервал молчание Адамберг. — Значит, приедет Лоуренс. Прекрасно.

— Траппер может присоединиться к нам севернее. Какая ему разница? — заметил Солиман.

— Невозможно, — покачала головой Камилла. — Он уже в дороге, и я не смогу до него дозвониться. И поскольку я назначила ему встречу в Буре, я остаюсь в Буре.

Адамберг согласно кивнул:

— Конечно, тебе нужно оставаться в Буре. Это нормально. Это правильно. Адамберг и Солиман побывали в девятнадцати храмах, прежде чем в двадцати четырех километрах севернее Бур-ан-Бресса, в крохотной церквушке близ деревни Пьер-де-Сенис, обнаружили пять свечек, поставленных отдельно от остальных, в форме буквы «М».

— Это он, — сказал Солиман. — Очень похоже на то, что я видел в Тьене.

Адамберг взял новую свечу, зажег ее от соседней и поставил.

— Что это ты делаешь? — вытаращившись на него, спросил Солиман. — Ты молишься?

— Я сравниваю.

— Ах вот как. Но если ты ставишь свечку, нужно помолиться. Кроме того, за свечку нужно заплатить. Иначе ничего не сбудется.

— Ты верующий, Соль?

— Я суеверный.

— А, ясно. Это, наверное, очень усложняет жизнь.

— Да, очень.

Адамберг склонил голову набок, внимательно разглядывая свечи.

— Они сгорели только на треть, — сказал он. — Мы, конечно, сравним это со свечой в фургоне, но мне кажется, что Массар был здесь не более четырех часов назад. Соответственно, сегодня, между тремя и четырьмя часами дня. Место здесь пустынное. Видно, ему пришлось поискать безлюдную церковь, чтобы проскользнуть туда незаметно.

Он замолчал, с улыбкой посмотрел на свечи.

— Что это может нам дать? — полюбопытствовал Солиман. — Ведь сейчас он уже далеко. Просто мы убедились в том, что он ставит свечи, и все.

— Ты так и не понял, Соль? Эта церковь расположена прямо на линии его маршрута. И это свидетельствует о том, что он с него не свернул. Он идет прежним путем. А значит, ни одно из убийств — не случайность. Если он здесь побывал, следовательно, ему так надо. И в дальнейшем он пойдет именно туда, куда собирался.

Когда они направились к выходу, Адамберг положил в ящичек три франка.

— Я так и знал, что ты загадал желание! — воскликнул Солиман.

— Я просто заплатил за свечу.

— Врешь. Ты загадал желание. Я по глазам вижу.

Адамберг остановился метрах в двадцати от грузовика, неторопливо поднял рычаг ручного тормоза. Ни он, ни Солиман не спешили выходить из машины. Полуночник зажег факел и укрепил его на конце своего окованного железом посоха. Рядом с ним, глядя на пламя костра, сидел высокий красивый парень со светлыми волосами до плеч, одетый в белоснежную майку с короткими рукавами; он обнимал за плечи Камиллу. Адамберг долго неподвижно сидел, глядя на него.

— Это траппер, — в конце концов пояснил Солиман.

— Я понял.

Мужчины снова замолчали. Так прошло еще несколько минут.

— Он живет с Камиллой, — снова заговорил Солиман, как будто желая объяснить это себе самому, чтобы больше не осталось никаких сомнений. — Она выбрала его.

— Я понял.

— Он красивый, сильный и, судя по всему, горячий. И мозги у него есть, — добавил Солиман, постучав себя пальцем по лбу. — Нельзя сказать, что Камилла сделала неудачный выбор.

— Это точно.

— Нельзя упрекнуть ее в том, что она выбрала именно его, а не кого-то другого, правда?

— Это точно.

— Камилла женщина свободная. Она имеет право выбирать, кого пожелает. Кто ей больше нравится. Вышло так, что она выбрала его, значит, так тому и быть, правда?

— Это точно.

— В конце концов, ей решать. Не нам же. Никто за нее это не решит. Только она сама. Нам ведь нечего на это возразить, правда?

— Это точно.