Человек, который знал все

Не помню точно, следующим утром или послезавтра Безукладников на моих глазах заглатывал горячий кофе с такой скоростью, будто опаздывал на работу. Когда я полюбопытствовал о причине спешки, он ответил более чем странно: «Я обещал Ренате, что помогу ей надеть чулки», — и оставил меня наедине с риторическим вопросом: какие, к черту, чулки в такое жаркое, тропическое утро? Ну пусть, даже если чулки, она что — поручает Безукладникову роль камеристки?

Если называть вещи своими именами, было ясно как божий день: моего приятеля соблазняют грубейшим образом, и он идет навстречу с наивной готовностью подростка. Еще более определенно высказался на этот счет Нахимов, разливая по бокалам третью бутылку кьянти, в тот момент, когда Рената опустила на пол узкую ступню, пригретую на безукладниковских коленях, нащупала ногой босоножку и, пошатываясь, отлучилась в дамскую комнату.

Мы сидели на террасе под открытым небом, почти уже ночным. Вино пахло не то фиалкой, не то ирисом.

— Не хочу никого обидеть, — сказал Нахимов, — но, по-моему, это ловушка.

Безукладников отвечал в духе токующего тетерева:

— Допустим, ловушка. Зато какая…

Она вернулась из туалета, просто нереально красивая, села рядом с Безукладниковым и предложила ему одновременно вино и пальцы для поцелуя, прислонив к его губам вместе с бокалом.

У меня было ощущение, будто я уже видел эту сцену.

Теперь я вынужден упомянуть одну подробность, которая до сих пор вызывает у меня тихое бешенство.

Еще до того дня, когда они объявили нам о своей помолвке и Безукладников, смущаясь, вручил невесте кулек средних размеров с черным жемчугом, я случайно подслушал телефонный разговор. Двор отеля опустел: Нахимов и Леня, наняв проводника, отправились на подвиги, Безукладников появлялся только к вечеру. Я выгуливал травмированную ногу на дорожках среди зарослей, рискуя нарваться на немецкую пару, которая завела моду сливаться в экстазе чуть не за каждым кустом. Но я нарвался не на них, а на грудной, слегка приспущенный голос Ренаты, поэтому невольно остановился в трех шагах от беседки.

«Yes, honey», — отвечала она своему телефонному собеседнику. И, помолчав, повторяла: «Yes, honey…» Сквозь жирную зелень я видел, как она полулежит спиной ко мне в плетеном кресле, закинув ногу выше головы, и разговор не мешает ей разглядывать черешневый, почти черный лак на ногтях.

Я подался назад, чтобы уйти. Меньше всего мне хотелось бы выяснить, кого Рената именует «милым». Но еще одна отчетливая фраза заставила меня похолодеть. Она произнесла: «No! The fishing `s off. He refused», — и я понял, что речь идет о Безукладникове.

Уже вернувшись к себе в комнату, я попытался вообразить озабоченную морду того деятеля, которому позарез надо быть в курсе, что рыбалка отменяется, поскольку «объект» (или как они его там называют?) отказался.

После некоторых колебаний я решился пересказать услышанное Безукладникову, хотя чувствовал себя не в самой приглядной роли. Он реагировал очень легко:

— Это только маленькая женская корысть. Не берите в голову — мы все не ангелы. У Ренаты есть гораздо более привлекательные качества.

— Например?

Он вдруг засмеялся:

— Например, большая женская корысть.

Один раз я на минуту остался с Ренатой наедине, и она спросила, чем я занимаюсь в жизни. У нее была странная привычка — глядеть говорящему в губы, аккуратно облизывая свои.

Когда Безукладников вручал невесте черный жемчуг в кульке, словно угощал ягодами или орешками, ее глаза (я готов поклясться) стали влажными.

Это было за день до моего отъезда. Нахимов и Ламерчук улетели с острова чуть позже.

Рената взяла у нас троих почтовые адреса — чтобы выслать свадебные приглашения. Я почти не сомневался, что никакого приглашения не будет. Меня вообще не покидало печальное предчувствие, что я вижу Безукладникова в последний раз. Утешало только одно — сам он выглядел безусловно счастливым.

Глава двадцать вторая ЗАПИСКИ РЕНАТЫ

Я получил этот лиловый припухлый конверт шестнадцать месяцев спустя. Несколько стандартных британских марок, профиль Елизаветы II, штемпель королевской авиапочты. Адрес, надписанный с толикой изящной небрежности, с наклоном влево. Внутри — полсотни страниц английского текста, набранных на компьютере, распечатанных и сшитых в формате дамского ежедневника.

Короткой сопроводительной запиской Рената сообщала, что тяжело пережила полгода своего вдовства и «смогла прийти в себя лишь благодаря мужественной поддержке Стива», — все это буквально в одной фразе, без малейших пояснений. (Очевидно, подразумевалось, что мне известно, и кто такой Стив, и сам факт, что Рената овдовела.) Во второй фразе она давала разрешение публиковать ее записи, чтобы «сохранить память о великом человеке», и просила не беспокоиться о гонораре: «Алекс позаботился, чтобы я не знала нужды».