Наконец он нашел фонарик и дрожащей рукой нажал на кнопку. Луч света ударил прямо в мертвое лицо Курта Стрёма. Лицо было совершенно белое, губы плотно сжаты. На щеке запекшаяся кровь. Он был убит выстрелом в лоб. Валландер сразу вспомнил Стена Торстенссона – тоже выстрел в лоб. Он повернулся и побежал, но тут же остановился и прислонился к дереву. Его вырвало. Он побежал дальше и остановился только у безводного пруда. Сел на край насыпи. Где-то на вершине раздался шум крыльев – вспорхнула большая ночная птица. Он спрыгнул на дно пруда и забился в угол. Ощущение было такое, что он находится в только что вырытой могиле. Ему почудились чьи-то шаги. Он вытащил пистолет. Но никого не было, во всяком случае, никто не поинтересовался, что там происходит на дне пруда, из которого давно выкачали воду. Валландер сделал несколько глубоких вдохов и заставил себя обдумать ситуацию. Он был близок к панике, чувствовал, что вот-вот потеряет самообладание. До сеанса связи с Анн Бритт оставалось еще четырнадцать минут. Ему не надо дожидаться назначенного срока, надо сейчас же выйти с ней на связь и попросить сообщить Бьорку. Курт Стрём был мертв, его убили выстрелом в голову, и ничто не может возвратить его к жизни. Весь наличный состав должен мчаться сюда. Он встретит их у ворот… а вот что будет дальше, он никак не мог сообразить.
Но он не включил передатчик, он зачем-то выждал эти четырнадцать минут. После этого нажал кнопку вызова. Она ответила немедленно.
– Что там происходит? – спросила она.
– Пока ничего. До следующей связи.
– Ты нашел Стрёма?
Он промолчал. Она, очевидно, собиралась повторить вопрос, но он выключил рацию и снова остался один во тьме. Он решил… впрочем, он и сам не знал толком, что он решил. Он дал самому себе еще час – неизвестно на что. Вылез из ямы и пошел к замку, прямо на свет прожекторов. Кустарник вскоре кончился. Отсюда до замка простирался аккуратно постриженный большой газон.
«Неприступная крепость», – подумал он. Но он обязан проникнуть за эти стены. Никто не стал бы обвинять его в гибели Курта Стрёма. Так же как и в гибели Стена Торстенссона. Но чувство вины было невыносимо, он боялся, что опять сорвется – сейчас, в двух шагах от раскрытия убийств. Должны быть какие-то пределы даже для этих людей, рассуждал он. Не могут же они так просто взять и прикончить его, следователя, полицейского, выполняющего свой долг. Или у них нет пределов? Он пытался найти единственно правильный ответ на этот вопрос, но так и не нашел. Вместо этого он начал перебежками обходить замок – решил добраться до той части строения, которой он никогда не видел. Это заняло у него не меньше десяти минут, причем двигался он быстро, отчасти от страха, отчасти потому, что замерз до дрожи. С задней стороны замка он обнаружил террасу в форме полумесяца. Левая ее часть не была освещена, должно быть, перегорела лампа в одном из прожекторов. С террасы на газон шла каменная лестница. Он постарался побыстрее добежать до темного участка. Потом, глубоко вдохнув, начал медленно подниматься по лестнице. В одной руке у него была рация, в другой карманный фонарик. Пистолет он сунул в карман.
Вдруг он резко остановился и прислушался. Или показалось? Потом сообразил – он ничего не слышал, сработала интуиция, один из ее встроенных сигнальных механизмов, предупреждающих об опасности. О какой опасности? Он стоял и вслушивался в темноту. Все было тихо. Ничего, кроме легкого шума ветра в ветвях. «Что-то со светом, – вдруг понял он. – Я ищу темноту, и она тут как тут, словно ждет моего появления». Но было уже поздно. Он повернулся, чтобы бежать, но его ослепил яркий свет фонаря, направленный ему прямо в лицо. Он поднял руку с рацией, чтобы защититься от света, и в этот момент кто-то крепко обхватил его сзади. Валландер попытался вырваться, но снова опоздал. В голове что-то взорвалось, и он потерял сознание.
На секунду, не больше. Потому что он все время осознавал, что с ним происходит. Чьи-то руки подняли его и понесли, он слышал голоса, чей-то смех. Сначала его несли по лестнице, потом она кончилась, открылась какая-то дверь, его, по-видимому, внесли в дом и положили на что-то мягкое. Сквозь веки не проникал свет, и он не мог определить: в самом ли деле темно, или у него темно в глазах после удара. Когда он открыл глаза, выяснилось, что он полулежит на диване в очень большой комнате, даже зале. Пол каменный, скорее всего мраморный. На длинном столе – компьютеры со светящимися экранами. Он слышал шорох вентиляторов, где-то, невидимый ему, пощелкивал телекс. Он старался не шевелить головой из-за невыносимой боли в левом виске. Вдруг за его спиной кто-то заговорил. Он хорошо знал этот голос.
– Апофеоз идиотизма, – сказал Альфред Хардерберг. – Человек совершает поступки, которые ни к чему хорошему привести не могут.
Валландер медленно повернулся и увидел Хардерберга. Тот улыбался. Как всегда, безупречно сшитый костюм, сверкающие черные туфли.