Человек, который украл всё (СИ)

- У магистра Моренгора были веские причины прятать приморник. Это растение запрещено к продаже: оно очень редкое, и его нельзя собирать. Покупка была незаконной, а незаконность повысила цены в несколько раз. Покупка даже небольшого количества таких клубней стоит десятки тысяч золотых – целое состояние! Помимо клубней приморника, я обнаружил в лаборатории Моренгора немало других лекарственных растений, а также серу и несколько сортов лечебных глин. Все эти ингредиенты мне знакомы, и потому я могу с уверенностью сказать: я знаю, что граф Эрметилнский дорого платил своему зельевару, и знаю, за что! У графа Эрметилнского тяжёлая кожная болезнь под названием Цветок Любви, и вылечить его не так-то просто. Вот отчего он так обильно пользуется пудрой и не снимает перчаток – иначе его язвы были бы заметны всем.

Зрители снова одобрительно зашумели, на этот раз громче, а кое-кто даже засмеялся. Ещё бы – все здесь слышали о том, от чего приключаются Цветы Любви! В этот момент Энмора угораздило поглядеть на скамейку свидетелей. Граф Ласталь Эрметилнский сидел ни жив ни мёртв. Даже сквозь толстый слой пудры было видно, как он побледнел. Затянутые в перчатки толстые пальцы сжались в кулаки с такой силой, что казалось, вышитый бархат вот-вот треснет. На мгновение Энмор заглянул в его глаза, и ему показалось, что его прожигает насквозь этот взгляд, полный ненависти. Ну, вот и ещё один враг!

- Таким образом, – продолжил Энмор, – я обвиняю графа Эрметилнского в том, что он растрачивал государственные средства для покупки редкого лекарственного растения. Три миллиона, полученные из казны, были разделены: один оказался в замке графа Нодера, второй отправился в Иминтар, а третий – здесь. – И Энмор поднял над головой мешочек с драгоценными клубнями.

- Граф Эрметилнский, вы признаёте выдвинутые свидетелем обвинения? – поинтересовался судья. Граф поднял на него затравленный взгляд, в котором мало-помалу растаяла вся ненависть; остался лишь страх и ещё – какая-то унылая обречённость.

- Ваша светлость, вы признаёте обвинения свидетеля Энмора Кровеглазого? – громче повторил судья. Ропот в зале всё нарастал; с дальних рядов волнами налетал смех, он делался всё смелее, всё громче… Сквозь какую-то пелену до графа Ласталя долетел голос глашатая: он кричал в раскрытое окно о его болезни, о том, за что его называют Пудреным лордом… Он закрыл глаза, губы его задрожали, с обмякшего лица хлопьями сыпалась пудра. Глядя на это, Энмор внезапно ощутил жгучий стыд, азарт слетел с него и душу охватил ужас перед собственной жестокостью. В этот момент Энмор не думал о том, что граф Эрметилнский совсем недавно обрёк графа Нодера на такой же позор и такие же мучения, более того – обрёк его на смерть; он был способен думать только о том, что только что опозорил человека, который ему, Энмору, ничего не сделал. Не в первый раз в жизни Энмор пожалел о том, что он не умеет лгать.

- Думаю, мастер Энмор, вы можете идти на своё место, – дружелюбно сказал судья. Энмор покинул кафедру и вернулся на скамейку свидетелей защиты. Каждый шаг давался ему с трудом, будто к ногам привязали тяжеленные морские якоря.

Шум в зале всё возрастал. Когда Энмор вернулся на своё место, он уже достиг апогея. Даже прокурор, и тот выглядел взволнованным. Он пристально посмотрел на своего третьего свидетеля – графа Эрметилнского – но тут же убедился, что граф не в состоянии давать показания. Кориэль был уверен, что тут-то прокурор и вызовет Кинна, но в тот день старшему сыну графа Нодера было не суждено высказаться. Королю очень не понравилось, что он только что услышал. Он поднялся на ноги и прогремел:

- Граф Ласталь Эрметилнский, я призываю вас к ответу!

Ласталь с трудом, на негнущихся ногах, вышел было к кафедре, но тут же бухнулся на колени.

- Умоляю! – закричал он, ударяя себя в грудь пухлыми кулаками. – Простите меня, Ваше Величество!.. Это всё Рудвиан! Он подговорил меня! Он хотел подговорить и Лиогара Нодера, но тот отказался!.. Прошу вас, Ваше Величество, я не хотел участвовать в мятеже! Я лишь хотел купить лекарство! Я не собирался воевать против короны, наоборот, я отговаривал графа Шегонского, клянусь…

- Трус! – выкрикнул граф Рудвиан, в гневе так стиснув свою шляпу, что разорвал мягкий фетр надвое. – Презренный трус!..

В этот момент Энмор и понял, что для заговорщиков всё кончено. Волнение зала переросло в настоящую бурю: кто-то разговаривал во весь голос, кто-то хохотал, кто-то гневно ругал бывших свидетелей обвинения, кто-то неистово аплодировал Пеллу, Кориэлю, Лементи и Энмору. Судье пришлось не менее двадцати раз ударить полотком, прежде чем в зале стало достаточно тихо для того, чтобы все могли услышать два королевских приказа. Первый – об освобождении обвиняемого. Второй – о взятии под стражу графа Шегонского, графа Эрметилнского, королевского казначея и Кинна Нодера.

Худенький человечек обернулся к толпе и прокричал:

- Помилован!.. Освобождён в зале суда!..