- И много ли оно успело победить? - улыбнулся его собеседник. - Покажи-ка мне трупы зла и пошлости, сражённые мечами Христова воинства! Может быть, образки Богоматери из золота и серебра, которые продаются здесь по соседству за сорок тысяч рублей (проходили мимо Гостиного двора), они -зримое свидетельство победы над пошлостью и злом мира?
Григорий не отвечал, а едва не с гневом раздувал ноздри. Артур примирительно похлопал его по плечу.
- Дорогой мой, это всё не стоит твоего возмущения, - сказал он мягко. - Даже если иные идеи так хороши, что за них и умереть не грех, в чём я сомневаюсь, это не требует в любом, кто тебе противоречит, видеть врага, достойного казни. Идеи не стоят таких волнений, тем более что - сказать правду, о которой мы оба думаем, или нет? - тем более что в нашем случае это во многом игрушечные идеи. Мы всего лишь религиоведы, а вовсе не православные клирики, и мы так безнаказанно рассуждаем об этом всём именно потому, что мы религиоведы, а не клирики, которых посадили на короткий поводок канонического всецерковного мнения. Не говорю о себе, но, веришь ли, я даже в твоём православии сомневаюсь. То есть, не подумай, я сомневаюсь не в твоей убеждённости, а в ортодоксальности твоего credo. Твоя борода a la Гришка Распутин, твои сверкающие глаза, твоя сумрачная готовность вцепиться в горло любому хулителю православия напоминают мне Есенина с его крестьянскими кудрями, которые он 'взял у ржи, если хочешь, на палец вяжи' и протаскал на голове всю жизнь лишь для того, чтобы убеждать барышень, какой он сам бесспорный крестьянин и крестьянский сын. Крестьяне не читают стихов в столичных литературных салонах и не путешествуют по америкам, а истые православные не пишут диссертации по религиоведению. Им сам факт такой диссертации показался бы чем-то, подобным кощунству. Вот как я рассуждаю! Надеюсь, это не очень обидно звучит?
Григорий внезапно остановился и, повернувшись к своему спутнику, стал буравить его глазами, так что Артур даже оробел.
- Так всё же обидно? - пробормотал он. - Но я же сказал, что я не в настойчивости твоей веры сомневаюсь, а в том, насколько...
- Насколько ты ошибаешься, ты даже не можешь представить, - перебил его Григорий. Нет, он не сердился, да и слова эти произнёс почти загадочно. - Я хочу показать тебе кое-что, но вначале дашь ты мне слово не говорить об этом ни одной живой душе?
- Пожалуйста, если это так нужно!
Молодой человек извлёк из внутреннего кармана и с торжествующим видом показал спутнику вчетверо сложенную бумажку. Развернул её и поднял на уровень глаз собеседника, будто боясь давать в руки.
Бумажка была справкой в том, что её предъявитель, Григорий Сергеевич Лукьянов, действительно служит диаконом в Феодоровском соборе города Санкт-Петербурга (том самом, который находится на Миргородской улице недалеко от площади Восстания). Внизу, как полагается, стояла печать собора и подпись протоиерея.
- Ну, и где теперь все твои рассуждения о Есенине с его крестьянскими кудрями? - прибавил Григорий, не удержавшись от ехидства.
- Это поразительно, - прошептал Артур, широко раскрыв глаза. - Так ты - настоящий православный дьякон?
- Неужели так сложно было догадаться?
- Сложно, представь себе! Если кто-то изо всех сил старается походить на кого-то, с большой долей вероятности можно предположить, что он им не является.
- Или, наоборот, является! Твоя дурная любовь к иезуитским парадоксам тебя подвела, Артур! Ты думаешь, я иду на вокзал? Да как бы не так! Я иду на квартиру настоятеля! - проговорил свежеобнаруженный дьякон с энергией молодого честолюбия.
- Для чего это: у настоятеля хорошенькая дочка? - улыбнулся Артур.
- Ах, ты глупый человек! - воскликнул Григорий с досадой на эту улыбку, не желающую восхититься тем, что ему казалось таким важным. - При чём тут дочка? Его дочке четырнадцать лет всего, и нет: сегодня вечером уже через, - он глянул на часы - сорок минут состоится заседание приходского совета, который должен выдать мне рекомендацию для участия в молодёжном семинаре 'Светлая седмица'. Ты ведь помнишь объявление о конкурсе православных сочинений, которое висело у нас на первом этаже? Да что я тебе говорю: ты, кажется, и сам в нём поучаствовал?
- Да: чисто из озорства. Мне было просто интересно узнать, насколько убедительно я смогу воспроизвести образ мысли, ожидаемый от 'православного юноши'.
- И насколько же убедительно у тебя получилось?
- Девяносто один балл из ста, как мне сообщил оргкомитет...
- Что? - недоверчиво поднял брови Григорий. - Это уж... это уж верх цинизма, я тебе скажу! В любом случае, у тебя нет шансов, потому что одного высокого балла недостаточно. Нужна ещё обязательная рекомендация за подписью любой православной организации.
- Да уж, - вздохнул Артур с притворной скромностью. - Такой бумаги мне не видать как своих ушей...