Человек, которого нет

«Чудесное прошлое было у нас · И не менее чудесное будущее должно было быть впереди · Только мне уже нет, да и, честно-то говоря, никогда не было никакого дела до всего этого · А я просто хотел быть свободен от всего · И время – это что-то ужасное, что-то немыслимое, отвратительное, ведь именно из-за его нехватки я так и не смог по-настоящему пожить и сделать хотя бы что-нибудь из того, что планировал в далеком-далеком детстве · Только вот послушай, я ведь правда хотел, чтобы ты любил меня · О да, и чтобы твоя мать любила меня так, как я любил вас двоих · Что же пошло не так, сынок, почему все было как-то иначе · Как же трудно было нести эту ношу одному · И еще труднее скрывать о вас, что это за ноша · Только теперь я могу сказать · И на самом деле я много раз пытался, но вот так всегда: как только пытаешься сделать шаг – нечто сковывает горло, словно уничтожает изнутри, не давая возможности нарушить зыбкую гармонию · Рок, над нашей семьей повис рок · Едва ли у нас получится из него выбраться, и, как видишь, мы до сих пор сидим здесь и ждем избавления · Вопросы без ответов – тебе придется к этому привыкнуть, сынок · О, как бы мне хотелось все тебе рассказать, но я не могу, просто не могу · Только одно могу тебе сказать: ты должен прислушаться к себе, не воспринимай все всерьез · И сколько же раз я проклинал себя за то, что произошло с тобой · Случайность, виной всему случайность, но я виновен в какой-то мере тоже, ведь это все-таки я презирал вас с матерью, это все-таки я хотел вашей смерти, не со зла, конечно, нет, но по причине, которую вам не дано никоим образом понять, да и ни кому-либо еще · Видишь, вы здесь совершенно ни при чем · О как же я виноват · Больше всех других · О, как же мне объяснить · Да, я любил себя больше, чем вас, больше, чем кого-либо, но это не значит, что я был к вам равнодушен · Ах если бы можно было бы все изменить все исправить, – все бы тогда было иначе».

Взглядом абсолютного непонимания смотрел я на отца, выказывая смущение, требуя немедленного разъяснения. Только светлые зайчики, бегающие по ветхим стенам строения, немного радовали меня, мой суровый непонимающий взор, светлые (но для меня все те же: бело-серые краски) палитры разливались за окнами радужными оттенками счастья и благополучия, но в то же время это все немного расстраивало: зная, что рано или поздно отсюда придется уйти, я заранее разочаровывался, печалясь из-за неизбежного. Пес все так же преданно смотрел на меня, боясь, наверное, снова меня потерять, что было неизбежно, но о чем он не знал и даже не догадывался.

– Некоторые вещи можно понять, только если смотреть сквозь строк. Прочти еще раз, – сухо сказал отец, глядя прямо мне в глаза.

Я подумал, что не помню цвета своих глаз, – забыл, – но спрашивать у своих визави ни под каким предлогом не собирался. Я прочел еще раз, потом еще раз и еще, вчитываясь в каждое слово, в каждый сумбурный непонятный мне своим символом знак, мимолетно кружащийся по листу и в воздухе запахом ртути и синих чернил, и каждый раз находил для себя все новые и новые отвлеченные, сокрытые помыслы. Большей частью додумывая их сам, я уже не совершенно запутался: что хотел донести до меня мужчина, сидящий напротив? или все написанное уже сугубо мои догадки, спровоцированные чем-то внутри меня? Я знал, что даже если это то, что я сам сейчас выдумал, то все равно это, уже в какой-то мере, реальность – в моей голове, для меня, для моего мира… для моего мира это крах, погибель. Но что погибель для одного, то для другого начало чего-то нового.

– Я не спал уже много лет, – устало сказал я невпопад, думая, что это как-то поможет разбавить серость обстановки позолотой моего риторического вопроса, латунной окантовкой почерка моих небессмысленных слов. Я заранее поставил себе цель не выказывать этим людям никаких чувств, потому что они могли спокойно съесть меня заживо, видя во мне слабость, хоть какую-то малейшую тягу к слабости или простую привязанность – видимо для этого и только для этого здесь был пес и кот, – не показывал я своих чувств и сейчас, просто потому, что их попросту не было, – мне пришлось их убить еще на подступах к гортани, краснотой поедавшую мою шею.