Человек-Хэллоуин

Энджи уронила сумку на ступеньки магазина, вцепилась в дверной косяк и пыталась позвать кого-нибудь на помощь, но быстро ослабела от боли. Маленький Вэн смотрел на мать во все глаза и испуганно спрашивал, что с ней случилось. Свободной рукой она отстранила от себя сына, как могла успокоила его и велела помолчать, потому что его маленький братик готов появиться на свет. Впрочем, может, это будет сестричка Потом оглядела улицу и увидела людей, беседующих за столиками кафе на другой стороне улицы. Моросил мелкий дождик, хотя все небо было обложено темными тучами.

Я надеялась, что мне удастся еще на некоторое время отсрочить твое появление на свет, — не однажды потом рассказывала сыну Энджи, — поскольку знала, что внутри меня ты был счастлив. Ты никогда не пинал меня, как твой брат. Кроме того, я опасалась, что возникнут такие же проблемы, как с твоим братом Вэном, ведь он был весь синенький, когда родился. Ох, что с ним только не делали! Вот я и подумала: «Надо бы мне попасть в больницу, и как можно скорее!»

Отец Стоуни все еще был в море на своем траулере — проверял садки для ловли омаров у Авалонских островов, а дед еще не пришел в себя после принятого накануне лекарства, так что мать оказалась без всякой поддержки.

Отхлебнув еще разок из банки «Будвайзера», она оставила малыша Вэна в магазине у Марты Уайт. Как выяснилось, отвезти ее в больницу, находившуюся в Нью-Лондоне, было некому, кроме Джонни Миракла.

— Этот идиот искал себе пристанище в жизни и, разумеется, нашел его в Стоунхейвене, — смеялась она, вспоминая тот день.

Джонни не отличался здравостью рассудка, его вообще считали полоумным Все, что он умел, это водить машину и цитировать Писание, а также имел склонность к поджиганию городских мусорных ящиков. Как бы то ни было, его воспринимали как хотя и досадный, но необходимый атрибут городской жизни. Поскольку никто не рисковал доверить Мираклу свою машину, его реальные водительские способности оставались неизвестными, но зато стоило Джонни хорошенько набраться, слова Писания звенели у всех в ушах. И каждому жителю хотя бы раз в жизни доводилось тушить очередной устроенный им пожар. В свободное время Джонни иногда подметал улицы, но и в этом деле он был мастер так себе. В общем, Джонни Миракл никак не оправдывал свою фамилию. Обычно если он дотрагивался до какого-либо прибора, тот после этого наотрез отказывался работать.

— Он Анти-Миракл, — смеялась Энджи Кроуфорд. Так что, ей следовало крепко подумать, прежде чем полагаться на помощь Джонни.

Как только Джонни оказался за рулем ее фургона, машина отказалась заводиться. «Было больно, но я все равно плотно сжимала колени. Ты хотел выйти, а я старалась удержать тебя внутри хотя бы еще на полчаса». И вот тут начался шторм, который пришел, как казалось, прямо из ниоткуда (во всяком случае, так рассказывала об этом его мать), дождь полил как из ведра, и Джонни понятия не имел, что делать. Поэтому он вылез из машины и принялся громко звать на помощь. Только разве дозовешься кого-нибудь посреди Стоунхейвена весной, когда половина лавок еще не открылась для сезонной летней торговли, а половина народа уехали на заработки в соседние города Бездельники были, бездельники всегда везде есть, но они занимались тем, что у бездельников получается лучше всего, то есть просто бездельничали, пока женщина на заднем сиденье зеленого семейного фургона не начала заходиться криком.

И один человек пришел на помощь. С другой стороны городской площади отец Джим Лафлинг услышал призывы Джонни и крики Энджи Кроуфорд. Кто-то потом говорил, что единственный раз в жизни довелось видеть католического священника несущимся через площадь со сбившимся набок белым воротничком и в одном ботинке.

«Он был очень приятным молодым человеком, — сказала как-то Стоуни Марта Уайт, — Двадцать три года, густая темная шевелюра, мускулистое тело — он постоянно бегал трусцой, а летом еще и тренировал баскетбольную команду нашего прихода Я как-то раз видела его на пляже, когда он снял рубашку Боже мой, Стоуни, не будь я доброй баптисткой, а он добрым католиком и священником, я бы пустилась во все тяжкие!»

Отец Джим сумел успокоить Энджи Кроуфорд за несколько минут до появления на свет ребенка, испачканного кровью, утомленною прохождением по родовым каналам. Энджи пропускала по паре глотков пива каждый раз, когда боль немного стихала, и потом рассказывала сыну, что это были самые легкие роды в ее жизни. «Ничего удивительного, ведь к тому моменту, когда все завершилось, мы с тобой оба были пьяны в стельку», — смеялась она Взяв младенца на руки, молодой священник заплакал А Джонни Миракл, как говорят, задрал голову к небесам, навстречу льющимся потокам дождя, и прокричал: «Это самый кровавый ребенок, какого я когда-либо видел! Это самый кровавый чертов ребенок, какого я когда-либо видел! Я в жизни не видел столько чертовой кровищи!»