У моногамных обезьян самки и самцы различаются меньше всего — и по росту, и по размеру клыков. А вот у гаремных видов самцы и самки друг от друга отличаются сильно. При этом самцы гаремных видов имеют огромные клыки. Посмотрите клыкастых обезьян — павианов, горилл, орангутанов, — и вы увидите полигинных (полигиния — многоженство) приматов, самые огромные и клыкастые представители которых сколачивают себе гаремы и ревниво охраняют их от тех, кому может прийти в голову поженихаться.
Клыки как признак агрессивности и доминантности нужны им не для охоты (орангутаны и гориллы, например, почти стопроцентные вегетарианцы), а для защиты гарема. Их демонстрация воспринимается конкурентами вполне однозначно — как угроза. Величина самца также фактор угрозы и свидетельство его силы. Поэтому у перечисленных обезьян самочки вдвое мельче самцов, а самцы представляют собой настоящую гору мускулов!
А что у людей? Наши самки вовсе не вдвое мельче самцов. Возьмем для примера китайцев. Средний рост хорошо питающегося китайца — 165 см для мужчины и 155 см для женщины. Про клыки у людей и говорить нечего — не клыки, а слезы. Это свидетельство негаремности вида. То есть либо его моногамности, либо промискуитетности. У наших близких родственников — шимпанзе — тоже половой диморфизм не выражен, и самочки по росту не сильно отличаются от самцов. Но у шимпанзе большие яйца. А у нас маленькие. Значит, шимпанзе трахаются свободно, а мы вид моногамный. Все сходится, товарищи!..
Но остаются некоторые загадки… Вот вы любите порнографию? Тогда вы должны были отметить, проводя бессонные часы за просмотром ночного Интернета, что женщины во время коитуса издают кричащие звуки. Вы можете сказать, что режиссеры специально заставляют порноактрис кричать, поскольку это возбуждает зрителя. Правильно! А почему самца возбуждают крики самки? Причем эта особенность характерна не только для самок и самцов человека, но и для некоторых других обезьян и является их (и нашей) видовой особенностью. С какой целью она возникла? Какие задачи решает? Зачем природа выработала этот инстинкт?..
Ученые — существа любопытные, поэтому длительные наблюдения за обезьянами были посвящены как раз решению данной проблемы.
Оказалось, гортанные крики самок во время коитуса характерны для НЕмоногамных видов. И служат они для привлечения других самцов путем оповещения их о том простом факте, что самка находится в периоде овуляции. Эти крики самцов извещают, возбуждают и привлекают. После чего в соответствии с рангом, занимаемым в иерархии, самцы кричавшую самку еще несколько раз покрывают. Причем, когда дело доходит до низкоранговых самцов, самка уже не кричит: дальнейшего смысла нет привлекать в своему богатому телу всякие отбросы общества.
Но мы-то моногамны! И это значит, что до периода моногамии наши животные предки прошли внушительный этап промискуитета, в наследство от которого нам достались эти самочьи крики во время коитуса и автоматическое возбуждение самца, который их заслышал и правильно распознал. Причем было это в те далекие времена, когда наши предки еще не приобрели гиперсексуальности, которая период овуляции от самки скрывает.
Другим доказательством промискуитетного периода в прошлом наших далеких предков является длина полового члена у человеческих самцов. Мы не только гиперсексуальные обезьяны, но и с самым длинным членом из всех человекообразных! Если у орангутанов и горилл средняя длина полового члена в состоянии эрекции 4 см, у более мелкого шимпанзе 7 см, то самец человека демонстрирует результат в 12 см. И более того, у нашего вида принято большой длиной члена хвастаться, маленькую скрывать, и вербально демонстрировать свою крутизну, посылая оппонента на фаллос.
— Но зачем нужен длинный хуй?
Хороший вопрос, читатель! Хвалю… Длинный пенис в состоянии подать сперму прямо к матке, сокращая долгий путь сперматозоидам, — так сказать, литерным поездом. И эта фора может оказаться решающей при спермовых войнах. Иными словами, наш длинный причиндал — еще одно свидетельство нашей былой домоногамной развратности.
Почему же после перехода к моногамии яйца у нашего вида уменьшились в размерах, как и положено моногамному виду, а половой член нет? Удивляться этому не стоит. У нас ведь не только этот признак остался со времен половой неразборчивости! Некоторые свойства спермы с той поры тоже сохранились. Человеческие сперматозоиды уже не отличают своих от чужих, как и моногамных хомячков, но еще сохранили способность к коллективным действиям — они «по старой памяти» передвигаются боевыми группами, как во времена спермовых войн. Отчего же не ушел и этот признак, ведь природа лишнего не поддерживает? Если в каком-то направлении нет давления отбора, признак быстро уходит, растворяется.