Человек из пустыни

Этим мыслям он предавался ровно минуту: бОльшим временем он не располагал. У него было слишком много дел, да ещё одним глазом нужно было поглядывать, как справляется с работой Айнен. Он был хорошим воспитателем, недурным камердинером, сносным помощником дворецкого и вообще славным парнем, но на дворецкого он, что называется, не тянул. Не потому, что он ничего не понимал в ведении хозяйства, а просто — ну, не тянул и всё! Не было у него чего-то такого, что было в Эгмемоне и в Эннкетине, — того, что заставило бы остальной персонал уважать его и слушаться. Исполнителем Айнен был толковым, но был ли он способен стать хорошим руководителем? Вот это и беспокоило Эннкетина, заставляло его хмурить брови и напряжённо думать: справится ли Айнен?

— Пожалуй, на пару дней я поставлю Айнена вместо себя и посмотрю, как он будет справляться, — поделился он своими соображениями с Кемало. — Испытаю его. Ты уж не ворчи слишком, старина, ладно? — Эннкетин с улыбкой потрепал повара по необъятной спине.

— Чего мне ворчать-то? — хмыкнул тот. — Мне нет разницы, ты или Айнен. Я-то своё дело знаю, мне ничьи распоряжения не нужны. А лично против него я ничего не имею.

Независимый характер Кемало был Эннкетину хорошо известен, равно как и его чувство собственного достоинства, а также его убеждённость в том, что он — незаменимый человек в доме. В последнем Кемало был, пожалуй, прав: если сад мог немного потерпеть без садовника, а обязанности уборщика мог временно исполнять дворецкий, то отсутствие повара даже в течение всего лишь одного дня могло принести много дополнительных проблем.

— Это главное, Кемало, — сказал Эннкетин. — Чтобы никаких личных трений — уж я-то знаю, как ты любишь показывать свою независимость и исключительность. Остальных это тоже касается, я и с ними поговорю.

— Ну, не справится парень — господин Дейкин наймёт нового дворецкого, — сказал Кемало флегматично. — Чего ты так переживаешь-то?

— Во-первых, не господин Дейкин, а милорд Дитмар, — строго поправил Эннкетин повара, по старой привычке называвшего молодого лорда по имени. — А во-вторых, новый человек нежелателен. Уж лучше Айнен — он хотя бы давно здесь служит. Времени у меня мало, и придётся постараться, чтобы из него вышел толк. — Помолчав и выпив стакан воды, Эннкетин добавил: — Ты спрашиваешь, почему я переживаю? Я тебе скажу. Я люблю этот дом и люблю семью, которая в нём живёт, и мне далеко не безразлично, кто останется вместо меня заботиться о них.

В маленьких, заплывших жиром глазках повара отразилось нечто вроде усмешки.

— В одном ты можешь не сомневаться, — сказал он. — Пока я здесь служу, голодными они не останутся.

Как и всё на свете, праздничный день подошёл к концу. Гости разъехались, столы были убраны, Джим и Рэш удалились в спальню. В небе сияли желтоватый Униэль и бледно-серебристый Хео, сумрачный сад тихо вздыхал, одно за другим гасли окна в доме. На балконе, озарённом светом двух лун, среди горьковато пахнущих кустов цветущей церении вырисовывались две фигуры: одна — изящная, в лёгкой накидке, со струящимися по спине роскошными волосами цвета шоколадных сумерек, кончики которых спускались ниже пояса, другая — высокая и стройная, со светло-русой копной кудрей, казавшихся в лунном свете пепельными.

— Значит, папа улетает навсегда, — прошелестел грустный голос изящной длинноволосой фигурки.

— Таково его решение, — ответил его собеседник сдержанно. — Мы должны его уважать.

Они помолчали, слушая шелест ветра в ночном саду.

— Илидор, давай помиримся.

— Разве мы ссорились, пузырёк?

Руки Лейлора, облечённые колышущимся на ветру шёлком, поблёскивающие дорогими кольцами и браслетами, приподнялись и были приняты руками Илидора — без колец, в рукавах белой летней куртки с широкими манжетами.

— Я не знаю… Ты стал как-то по-другому со мной разговаривать. Я думал, ты на меня сердишься.

— За что мне на тебя сердиться, пузырёк?

— Значит, ты меня снова любишь, как раньше?

— Я никогда и не переставал.

Их лбы, охваченные серебристыми обручами, соприкоснулись. В эту секунду в небе вспыхнула яркая полоска, потом прочертилась ещё одна, затем третья, четвёртая. Лейлор вскинул взгляд и улыбнулся.

— Смотри, Илидор, звездопад!

— Метеоритный дождь, — поправил его Илидор. — Звёзды не могут падать, пузырёк.

— Я знаю, — прошептал Лейлор. — Но «звездопад» звучит красивее.

Илидор чуть дотронулся до левого уголка его рта, который при улыбке поднимался меньше, чем правый, придавая ей милую асимметричность.

— Ты всё-таки не совсем прежний.

Лейлор опустил взгляд, тень от ресниц упала на его щёки.

— Да, я криво улыбаюсь. Наверно, это уже так и останется. Но и ты тоже не тот, что раньше.

— Главное, чтобы мы оставались прежними вот здесь. — Илидор приложил ладонь к груди Лейлора напротив сердца.

Всё небо между тем исчертили яркие полоски «падающих звёзд», большинство которых сгорало, не достигая поверхности. Илидор достал из кармана маленький приборчик, направил на область самого частого звездопада и через минуту сказал: