Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

Совесть давно сгнила. Совесть – такой же отход человеческого организма, как и все остальное. И так же, как и любые наши отходы, давно пущена на Химию. Два огромных цеха в Центральном модуле Гексагона перерабатывают все наши отходы. Дерьмо, удобренное химикатами, – в компост, в брикеты сухого топлива, в порошковые удобрения, замешанные с фосфатами. Моча – в очистку, опреснители и фильтры, возвращаясь затем в трубы, разбавляя и без того жидкую водичку. Ей-то мы моемся, её-то мы и пьем. Все это разлагается там, в цехах Химии. Дерьмо вперемешку с совестью. А вместе с ними – и доброта, и верность, и честь, и уважение к людям. И многое другое. Все то, о чем говорят хорошие книжки на полке у Армена.

– Номера – на выход! Быстро, быстро, быстро!.. Опоздаем – завтрак будет в ужин!

Мы вываливаем из сортира в коридор – но здесь тормозим. Бригадиры суетятся под пристальным взглядом капо-два, шустрят дубинками, формируют из серой массы строй, уплотняя его, прижимая к стене – пропустить на утренние процедуры следующий отряд. Дальняя камера уже открыта, и навстречу рысцой шустрит Двадцатый. Крысы сразу забывают и о завтраке, и о резиновых палках – они свистят, орут, закатывают глаза, чмокают и хватаются за причиндалы… Демонстрируют интерес. Да и как не пошуметь, если в дальней камере обитают девки?..

Девкам в Гексагоне проще. Им не жечь легкие на Химии, не рвать жилы грузчиками, не стоять на Конвейерах… Их куда меньше, чем мужского контингента. Меньшая часть их работает в Родильне, принимает свежее пополнение, будущие рабочие единицы Завода – или «суками» на Малолетке, рулят подрастающими шкетами. А бóльшая… Бóльшая без устали трудится в Борделе. Работают, не покладая рук и прочих частей организма. Машины знают потребности человеческой единицы и с механической точностью обеспечивают их. Номер должен прослужить Гексагону как можно дольше – но для долгой работы ему нужны условия. Один раз в неделю. Отличникам и передовикам производства – два. Инструкции строги – и капо так же строго следят за выполнением. Серый талон, который выдают капо, – пропуск в рай. Один час рая. И шлюхи ждут нас.

Казалось бы, при нашей жизни – откуда силы? Ан, гляньте, как подвывают и свистят парни, как выказывают свои желания, глядя на соседок… Если ты ударник и передовик, если ты трудишься как проклятый – вот тогда-то идут в ход талоны к шлюхам. Наступит десятый день декады – и в стойла этих кобыл забредут потертые, но не сдающиеся жеребцы. Изъездят их в хвост и гриву – и обязательно найдется идиот, протащивший с собой крепкую дрянь, что гонят из химии для уборки и чистки. Он упьется ею на радостях – и устроит дебош. Серых крысок списывают обычно после визитов таких горе-пьяниц. Не знаю, как факт НТБ – «нарушение техники безопасности» – можно подвести под смерть сотрудницы Борделя – но капо на то и капо, чтобы придумать, когда это необходимо.

Женщин у нас держат отдельно. Их мало – на каждый из восьми модулей Гексагона только один отряд. Сотня-другая крыс женского пола. Нам повезло – крысочки нашего модуля обитают неподалеку и мы имеем удовольствие лицезреть их каждый день. Каждое утро и каждый вечер. И мне кажется иногда, что у машин есть отличные психологи, знающие человека на ять – женщина, пусть даже и в серой мешковатой робе, манит крысюков, заставляя пахать еще усерднее. И эта эффективность труда, этот стабильно высокий коэффициент производства машинам наверняка очень нравится.

– Быстро, быстро, быстро!.. На порядок!

Задних уже гасят по жопам палками, и наш отряд срывается с места.

– На порядок!

– На порядок!..

Капо горланят и горланят, искусственно взвинчивая градус су­еты – но мы прекрасно знаем распорядок, за жизнь он въелся намертво. Сделал дела в сортире – приступай к порядку. Порядок простой. То­щие матрацы, куцые одеялки и валики, прикинувшиеся подушками, – разложить-заправить-натянуть. Пока нас гоняют в сортир, это добро лежит расхристанное и пытается хотя бы чуть просохнуть – но бес­толку: в камерах душно, и мы, вынырнув утром из липкого влажного дерьма, вечером снова возвращаемся в его объятия. Полы должны быть выметены и не иметь отпечатков. Каким бы грязным ты ни явился вечером, уделавшись по самые уши в масле и смазке, в компосте или человечьем дерьме – пол должен сиять. И мы пидо­расим его дважды в день, утром и вечером. Потолки… потолки надо чистить от паутины. Пауки пришли сюда вместе с крысами, они плодятся в душном воздухе Гексагона как кролики, эти мохнатые многоногие паскуды частенько падают в наши постели, и поговаривают, что могут даже сосать кровь… Врать не буду, не видал – но каждый раз, увидев паука, я давлю его без жалости. Впрочем, в наших постелях мы находим и мокриц, и клопов, и уж тем более – больших жирных тараканов. Армен говорит, что раньше таких и не видывали. Может, и мутанты… И порой только диву даешься, как они не отожрали но­чью кусок твоей задницы.

– Порядок, крысы! Время!

Пятнадцать минут на все про все.

– На счет! – рыкает Смола и зыркает на сыкуна.