Человек идет в гору

— Аннушка… то-есть товарищ Луговая в самое яблочко попала. Мы вышли из хвостового положения и топчемся в нерешительности. А надо рвануться в голову колонны! Прошлый год мы сборщикам знамя отдали. Справедливо отдали! Что ж не отберем мы его нынче? По-моему, силенок у нас хватит отобрать красное знамя у сборщиков, справедливо отобрать!..

Наташа сидела на собрании рядом с Глебом и Яшей Зайцевым. Она вспомнила, как на днях, вручая ей кандидатскую карточку, секретарь райкома партии сказал:

— У вас комсомольский значок. Высокое отличие!

Наташа усмехнулась.

— Не смейтесь: очень высокое отличие — молодость. И какая молодость! Та, боевая, полная огня и мечтаний, которая с юных лет отдана нашему делу. — В серых усталых глазах секретаря райкома лучилась весенняя теплота. — Или возьмите вы значок пионеров. Костер… алые языки пламени. Прекрасное пламя! И надо, чтобы оно не гасло всю жизнь, всю долгую и трудную жизнь коммуниста!

Наташа глядела на Петра Ипатьевича, на Аннушку и думала: «Хорошо бы и мне дожить до их лет и также гореть ярким, зовущим за собой людей огнем».

— У меня есть предложение, — поднял руку Глеб. Он впервые выступал на партийном собрании, и краска волнения густо залила его лицо. — Я вношу такое предложение. У нас пять скоростных бригад. Пусть каждая отдаст половину своих людей в другие бригады. Глядишь, через некоторое время у нас уже будет десять скоростных бригад. И так, методом почкования…

Гулкий всплеск ладошей не дал Глебу закончить выступление. Он улыбнулся и пошел на свое место: ясно, что его предложение будет принято единогласно.

Глава четырнадцатая

Александр Иванович вел прием и потому, как шумно и людно стало в последнее время в его кабинете, потому, как потянулись к нему начальники цехов, инженеры, мастера, он понял, что директор «изменил курс», перестал отбивать у него хлеб главного инженера.

Это обрадовало его, и когда после совещания с термистами в кабинет вошла Бакшанова, он ей весело и душевно улыбнулся.

— Анна Сергеевна! Давно не бранился с вами. Соскучился!

— Берегитесь! Семен Павлович теперь все удары моих молний отводит на вас.

— Чувствую, — сказал он, улыбаясь еще шире и счастливее.

Анна недовольно оглядела комнату и сморщила переносье: дым сизыми столбами висел над столами и диваном.

— Откройте форточку!

— Нещадно накурили… совещание! — произнес Солнцев тоном оправдания и открыл форточку. В кабинет ворвались холодные струи свежего весеннего воздуха. Столбы дыма закачались и стали быстро рассеиваться.

— Александр Иванович! — строго проговорила Анна. — В старой кузнице загазованность выше допустимого предела. Я прошу немедленно принять меры.

— Мы ведь недавно установили там новые вентиляторы, — возразил Солнцев.

— Они не эффективны. Это мнение не только мое, а многих рабочих.

— Ну, Анна Сергеевна, мы базируемся на технических расчетах, а не на чьих-то мнениях.

— Так мнения рабочих для вас ничего не значат? — быстро спросила Анна.

— Ах, Анна Сергеевна! — засмеялся Солнцев. — Николай Петрович, верно, скорости для своего истребителя призанял у вас! Хорошо, я сейчас же поручу проверить. — Он сделал короткую запись в настольном календаре.

— Давно бы так, — облегченно вздохнула Анна. — Теперь душевые. Они тесны, водопроводная система запущена.

— Знаю. Мы проектируем новые душевые по последнему слову…

— Журавль в небе! — усмехнулась Анна. — Вы нам пока, Александр Иванович, дайте синицу в руки… отремонтируйте старые душевые. Даю вам пятнадцать дней сроку.

— Помилуйте, Анна Сергеевна! Не уложимся…

— Сумейте уложиться. И торопитесь! А не то я вызову госсанинспекцию и вам не миновать штрафа.

— Ой-ой-ой, — закачал гладко выбритой головой Солнцев и внес новую запись в блокнот. — Все? Или казнь египетская еще не кончилась?

— Нет, — проговорила Анна и края ее рта запрыгали от плохо сдерживаемой улыбки. — Вы почему не явились на прививку, Александр Иванович?

Солнцев побледнел.

— Я… мне было некогда. И потом сердце…

— Сердце я ваше знаю. Раздевайтесь!

— Анна Сергеевна… — взмолился Солнцев.

— Никаких разговоров! — Анна открыла дверь в приемную, позвала ожидавшую там медицинскую сестру. — Надя, сделайте главному инженеру прививку.

Солнцев, понурив голову, стал раздеваться…

* * *

Весна шла в обнимку с ласковым ветром, рассеянно бросала через плечо пустые ветки сирени и ландыша, разливисто смеялась и пела, веселя всех, кто ни попадался навстречу. Зеленокудрые чистые березки раздумчиво гляделись в зеркало пруда.

Ветер созорничал — нагнал волну, и в пруде, избоченясь, заплясали березки.

Смешно стало иволге; взвизгнув, тоненько засмеялась она, и вслед за нею дружно расхохотались глухари.

Небо обрядилось перламутром зари и казалось, что, перебирая лады стозвонной гармони, привечает весну природа.

В палисадах, в белых платьях стояли душистые черемухи, лукаво и беспокойно поглядывали через плетень на молодых стройных кленов, что собрались у моста тесной толпой, будто сговариваясь о гулянке.

Низко свесившись над рекой, мыли свои длинные косы тихие ивы…