выражали бы свои радостные чувства. Все же, по сравнению с Западом, здесь, в Израиле, люди гораздо
теплее, веселее и общительнее. Ощущение внутренней теплоты при общении людей присутствует.
Наверное, кроме России, Израиль — единственная страна, где я мог бы жить. Хотя, в отличие от России,
внутреннее неблагополучие у этой страны достаточно сильное.
Если я собираюсь в какую-то страну и мне становится плохо, это очень неважный знак. Моя обо-
стренная чувствительность входит в резонанс с энергетикой страны.
Весной 2008 года я вылетал в Токио. Перед отъездом в аэропорт неожиданно началась потеря сил,
возникла дикая раздражительность. Я чувствовал, что происходит что-то необъяснимое. Хотелось просто
лечь и умереть. В какой-то момент я понял, что это связано со страной, куда я лечу. Концентрация на
судьбе и на будущем у Японии оказалась огромной, причем в ущерб Божественному камертону, который
находится у нас в душе. Поэтому у меня пошла программа самоуничтожения.
Как же живут японцы, если я начинаю сходить с ума даже от предварительного прикосновения к
энергетике этой страны? Непонятно. Хотя есть такой феномен: если человек ест что-то невкусное и непо-
лезное, первая его реакция — отвращение. Но если убедить себя, что это полезно, или через силу заставлять
себя есть, внутренний камертон перестает работать.
56
Так вот, перед вылетом в Японию около полутора часов у меня было ужасное состояние. Даже
появилась мысль об отмене путешествия. Но все же я полетел, и вскоре все пришло в норму. Потом целую
неделю я пытался понять: почему у Японии такой невероятный страх перед будущим и неприятие судьбы?
Несколько дней я с семьей находился в двухстах километрах от Токио. За пару дней до отъезда мы
вернулись в столицу, для того чтобы ее осмотреть. Остановились в гостинице «Империал». И в этот вечер
произошло событие, которое подтолкнуло меня к пониманию. Это было землетрясение. Я лежал в гос-
тинице на кровати, а жена с сыном разбирали чемоданы. Внезапно кровать стала раскачиваться. Шкаф,
вделанный в стену, стал потрескивать. Это говорило о том, что стены пришли в движение. Кровать коле-
балась все сильнее. Жена повернулась и, поглядев на меня, строго сказала: «Перестань раскачивать
кровать». «Вместе с гостиницей», — подумал я. По моему ощущению, землетрясение было силой в 4— 5
баллов.
Я с любопытством продиагностировал себя и увидел те самые эмоции — страх за будущее и
неприятие судьбы. Я лежал и думал, что теперь мне понятен секрет экономического рывка Японии и
высокого уровня нравственности, который присущ японцам. Одна из главных причин этого —
землетрясения. Когда знаешь, что в любой момент может быть потеряно будущее и разрушена судьба,
подсознательное устремление к Богу растет. Люди стараются сплотиться и объединиться. Понятие
нравственности присуще именно коллективному сознанию. Крепкие семейные отношения, развитое
коллективное сознание, готовность помогать, заботиться и жертвовать — все это делало японцев
подсознательно верующими.
Поскольку в стране всегда было мало деревьев, леса, с отоплением домов всегда были проблемы. В
частном японском доме до сих пор по утрам температура всего на несколько градусов выше нуля. Плюс
тайфуны, ураганы и землетрясения. Для того чтобы выжить, нужно иметь силу духа, а она формируется
верой, нравственностью и заботой друг о друге. Давным-давно я услышал историю, которая хорошо
демонстрирует характер японцев. Еще в советское время приехавший в Японию режиссер спросил у
японца-секретаря:
—
Мне сегодня звонили?
—
Да.
—
А кто звонил?
—
Никто.
Коллективное сознание — сильнейший ускоритель развития. Как, впрочем, и деградации, если об-
щество выбрало неверную систему целей. Раньше в ответ на любой катаклизм рядовой японец испытывал
не страх и сожаление, а любовь и желание помочь ближнему. Сохранение любви в болевой ситуации
называется смирением. В ответ на боль не рождается ненависть, осуждение или уныние.
После Второй мировой войны японцы получили американскую экономику и культуру. Высокий
уровень нравственности и единства был закреплен не столько религией, сколько традициями. И насаждае-
мые западные образцы общения и восприятия мира стали разрушать эти традиции очень быстро. Боль-
шинство японцев хотят быть похожими на европейцев, они внутренне поклоняются им и перенимают их
нравы.
Сейчас в Токио около сорока процентов одиночек. Коллективное сознание постепенно
утрачивается, происходит кардинальное изменение восприятия мира. Интересы тела становятся важнее
интересов души, и любой подземный толчок рождает панический страх за свое тело и будущее. Все это
накапливается в подсознании японцев.
Когда будет пройдена точка невозврата, что-то произойдет. Судя по моему состоянию перед поезд-