Животные не покинули его лабораторию надолго, он вернулся к ним, но теперь изучал уже не одну кровеносную систему, а изучал — все. Он исследовал строение различных рыб — жировые ткани, мозг, зрительные нервы. Длинные обонятельные доли мозга у рыб умилили его, а очень уж просто построенный слуховой аппарат навел его на мысли о значении воды в передаче звука. От рыб он перешел ко… льву и занялся изучением его сальника. А затем он принялся изучать строение языка, кожу, печень, почки, селезенку и кору головного мозга.
И за что он ни брался, всюду находил железки. Эти железки встречались везде: и в языке, и в коже, и в печени, и даже в коре головного мозга.
— Вся деятельность организма сводится к влиянию на него соков различных желез, — заявил Мальпиги, увлеченный железками. — Смотрите: за что ни возьмешься, — всюду железки.
Как похоже было это, сказанное почти двести пятьдесят лет тому назад, на то, что мы слышим теперь. Правда, Мальпиги говорил просто «железки», а теперь говорят «эндокринные железы», прибавляя еще мудреные названия желез. Но ушла же вперед хоть сколько-нибудь наука за эти двести пятьдесят лет…
Надо сознаться все же, что Мальпиги несколько преувеличивал: он принимал за железки и не железки. Но многое было правдой.
Тем временем враги Мальпиги выпустили памфлет: «Триумф галенистов, окончательно искореняющий глупости медиков-новаторов». В этом памфлете высмеивались все открытия, сделанные Мальпиги; заодно доставалось и другим «новаторам», пытавшимся заменить фантазиями «науку Галена». Мальпиги читал его и то хмурился, то весело смеялся. Очень уж много глупостей было нагорожено в этом произведении врачей, дрожавших за свою практику.
Так прошло четыре года, отпуск кончился. Мессинский совет предложил Мальпиги продлить контракт еще на четыре года. Мальпиги ничего не имел против. Он отправился в Болонью, чтобы попросить новый отпуск, а заодно устроить и кое-какие семейные дела.
Болонья встретила ученого с большим почетом, но в Мессину его не отпустили.
— Он слишком знаменит для Мессины, — говорили университетские заправилы.
Мальпиги остался в Болонье.
Он и тут работал без отдыха. Кости, мозоли, зубы — все ему было нужно знать. Он изучал даже подагру, впрочем, делалось это не только из чисто научного интереса: Мальпиги начал понемножку страдать от этой пакостной болезни.
Сильно переутомившись, он отправился на несколько недель в Венецию и Падую, а когда вернулся из путешествия, то нашел на своем столе письмо.
Лондонское королевское общество просило Мальпиги принять участие в работах общества. Особенно же его просили: 1) продолжить исследования по анатомии растений и 2) исследовать строение тутового шелкопряда.
Мальпиги был очень польщен этой честью. И потом — новая тема для исследования: шелкопряд.
«Как это я не додумался до него раньше? Ведь это же так интересно — анатомия бабочки и гусеницы!»
Мальпиги ответил обществу благодарственным письмом.
«Анатомию шелковичного червя я пришлю вам в самом скором времени», — писал он.
И тотчас же засел за дело. Сотни червей заползали теперь по веткам тутовника, наложенным в его комнате на особых полках.
Он проработал всего несколько дней и уже успел увидеть столько, что у него голова кругом пошла и глаза разгорелись.
— Да там есть все, что хочешь! — восклицал он, распластав червя. — Там и кишки, и трубки, и железы, и нервы, и сердце…
Особенно его очаровывали железы. (И, правда, шелковичные железы гусеницы были прелестны). А когда дело дошло до кишечника бабочки, то Мальпиги вытаращил глаза.
У кишки, приблизительно посредине, был целый пучок длинных слепых придатков-трубочек.
— Слепые кишки… Но почему так много?..
Мальпиги принялся распутывать запутанные трубочки. Он осторожно растягивал их иголками, расправлял, старался сохранить все до одной. Трубочки обрывались, перепутывались снова.
Несколько десятков бабочек перепортил Мальпиги, но добился своего.
— Если это слепые кишки, то почему их столько? — сомневался он.
Тут на миг пришла ему в голову мысль:
— А может быть их число соответствует в какой-нибудь степени числу ног? Ведь у человека ног только две, а тут — шесть.
Но только на миг мелькнула эта вздорная мысль. У собаки четыре ноги, а слепая кишка — одна.
Мальпиги улыбнулся, взял в руки иголочки и снова нагнулся над бабочкой.
Дыхательные трубочки насекомого его заинтересовали не меньше придатков кишки.
— Как они похожи на… трубки растений, — нерешительно шептал он. — Как похожи… Кончу с этими червями и снова займусь растениями…
Через два года Королевское общество в Лондоне получило работу Мальпиги. Тут было и описание анатомии гусеницы, и описание превращения ее в куколку, описание строения куколки и бабочки.
Прочитав работу, почтенные члены общества долго шептались, а потом единогласно признали, что Мальпиги — замечательный ученый.
— Вы только посмотрите, как тонко сделаны рисунки!..
— Нет, что рисунки! А описание… Такие мелочи, такие детали, и…
— О, это великий искусник!