Человечек в колбе

Он продырявил оконную раму в своей лаборатории и вставил в дырку стеклянную трубку. Один конец трубки высовывался наружу, другой торчал в комнате. В трубку был положен кусок ваты. Но это не была безобидная вата аптек, ватных шуб и оконных рам. Пастер взял гремучую вату; она растворяется в эфире без остатка, и это-то и было ему нужно для опыта.

Приладив к трубке насосик, он начал протягивать с помощью его через трубку наружный воздух. Воздух проходил через трубку в комнату, а все, что в нем было, застревало в вате. Так прошло двадцать четыре часа. Вата утратила свой девственно-чистый вид, она стала грязноватой. Тогда Пастер вынул ее и бросил в стакан с эфиром. Вата растворилась, а вся пыль и прочее, застрявшее в ней, тонким слоем упали на дно стаканчика.

— Ну, посмотрим, что там есть, — сказал Пастер, беря крохотную щепотку осадка.

Он положил осадок на стеклышко, капнул на него воды и пригнулся к микроскопу.

Тут были и споры грибков, и споры плесеней, и микробы, и их споры, и пыль всех сортов, и многое другое.

— Они здесь, — сказал Пастер. — Половина премии у меня в кармане.

Теперь началась охота за второй половиной премии. Пастер начал ловить микробов в колбы. По части кипячения и обезвреживания всяких настоев и бульонов он был большим специалистом. Он налил в колбочку питательного бульона, прокипятил его, потом оттянул горлышко колбы в длинную трубку и запаял его. С такой колбой он вышел на двор и там обломил запаянный кончик. Воздух ворвался в колбу и внес в нее микробов и их споры. Тогда Пастер снова запаял колбу.

Луи Пастер (1822–1895).

Попавшие в ловушку микробы вскоре размножились, и на поверхности бульона появились мутные облачка — целые тучи микробов.

Но этого было мало. Пастер с колбами в руках лазил на высокие горы, поднялся даже на ледники Монблана, вяз в болотах, бродил по берегу моря, спотыкался о корни и сучья в лесу, основательно изучил парижские помойки. Всюду он открывал и вновь запаивал колбы и вел тщательный подсчет уловленным микробам. Где добычи было больше, где меньше, но, в общем, микробы были везде. Только ледники гор были очень бедны ими, и там Пастеру не всегда удавалось заманить в колбу хоть одного-единственного микробика.

Итак — воздух богат микробами.

Тут Пастер вспомнил опыт Гэ-Люссака со ртутью. Он повторил его, и в пробирке появились микробы. Пропустил он в пробирку прокаленный воздух — та же история.

— Гм… — задумался он, чувствуя, что премия ускользает.

Но гениальный ум разрешил и эту задачу.

— Да они просто прилипают к ртути, а с нее попадают и в пробирку.

И правда, поверхность ртути была для микробов тем же, чем липкая бумага для мух, — они сотнями прилипали к ней. А с нее попадали и в пробирку.

Пастер взял колбу с прогретым воздухом и прокипяченным настоем. Бросил в нее капельку ртути — раз, два, и появились микробы. Но когда он прокалил и капельку ртути, то ни одного микроба в колбе не оказалось.

Тайна Гэ-Люссака была раскрыта.

Но до получения премии все еще было далеко. Мало доказать, что микробы кишат в воздухе, мало доказать, что они прилипают к ртути, — нужно было доказать, что именно они-то, попадая в колбу из воздуха, и вводят наблюдателя в заблуждение.

— Прогрей воздух, убей в нем микробов — вот самый простой совет.

Нет, совет этот плох. Ведь еще Нидгэм утверждал, что прогретый воздух не годится для жизни, что в нем и не может наблюдаться самозарождение. Нужно брать воздух непрогретый и в то же время…

— Что ему сделать? Как загородить микробам дорогу в колбу?

Есть люди, которые умеют давать очень хорошие советы. Пастеру повезло: он встретился именно с таким человеком. Результат встречи не замедлил сказаться — появилась знаменитая «пастеровская колба».

Горлышко этой колбы было вытянуто в длинную трубочку, а трубочка изогнута на манер шеи лебедя. Воздух проходил через трубочку, но микробы застревали в изгибе горлышка. Колба была открыта, в нее свободно проникал воздух, но ни одного микроба в ней не заводилось. Зато стоило лишь обломать горлышко — в колбе появлялись обитатели.

— Видите! — ликовал Пастер. — Видите! Нет самозарождения! Здесь, в колбе, есть все — и питательный бульон, и воздух. Где же ваша производящая сила? Где самозарождение? Покажите мне его!

— Покажем! — раздался вдруг ответ.

Это сказали Пуше с приятелями. А приятелей у него было двое — профессора Жоли и Мюссе.

— Мы покажем и докажем…

Пуше, Жоли и Мюссе насовали во все карманы колб — Пуше даже сшил себе особый костюм, состоявший почти из одних карманов, — и полезли по горам. Они не пошли на помойки, воздух которых изобилует микробами. Нет, это уж слишком просто. Они полезли на ледники.

— Пастер говорит, что в воздухе ледников микробов совсем мало? Вот тут-то мы ему и покажем.

Колбы положены в карманы. В колбы налит питательный раствор — прокипяченный сенной настой, — пастеровские горлышки запаяны. Все проделано с такой же точностью и аккуратностью, как и у Пастера. Все то же самое, только вместо бульона — сенной настой.