Человечье мясо

- Ну да, она самая и есть. Сначала с Гитлером шуры-муры, а потом, как подох Гитлер, то пошла с Черчиллем.

- Да брось ты, Черчилль - педераст, он не может с бабой.

- Где педераст? Где педераст? Чего встал, как член?! Пропустите к педерасту! Граждане, пропустите к педерасту.

- Чего вцепился, сволочь?! Где, где?! Вон мент повел. Теперь им покажут, собакам, как поджигать войну. Узнают теперь они нашу родную советскую власть.

Начальник железнодорожного отделения милиции сидел в сдвинутой на затылок небесно-голубого цвета фуражке на перине, в фиолетовых трикотажных подштанниках, и скреб волосатую ногу кривыми пальцами другой ноги.

Выступая на собрании актива, он сказал:

- Наше отделение милиции достойно выйти на первое место в районе по приводам. Советская власть дала нам для этого все. Мы должны оправдать доверие товарища Сталина.

Он был тщеславен и не скрывал этого.

Будучи вооруженным самым передовым в мире мировоззрением, он не сомневался в том, что вверенное ему отделение милиции выйдет к концу отчетного полугодия на первое место по приводам.

- Все дело в масштабе, - скребя ногу, сказал он жене, с яростью раздиравшей не отстегивающийся, вместительностью в 5 литров, бюстгальтер, конечно, масштаб не тот.

- Хвороба ему в бок, - прошипела, потея, жена, тщетно ловя вертящуюся, как проститутка, пуговку.

Начальник в фиолетовых подштанниках и небесно-голубой фуражке, мечтательно вздохнув, сказал:

- Вот когда скрутим Америку, будет тогда милиция, минимум, на весь мир! И на Тихом океане, и на Атлантическом, и на Северном Ледовитом.

- Нехай она подавится, - прорычала жена. - Чего глаза пялишь?! Отстегни!

Упершись коленом в спину супруги, он отстегнул проклятую пуговку. Жена вздохнула, как резина.

- Нехай она подавится, - говорила жена про Америку. - Ты заложил ворота? Ты загнал курей?

- Черчилль! - Визжала толпа, напирая на ворота железнодорожного отделения родной рабоче-крестьянской милиции. - Долой поджигателей войны!

Начальник в фиолетовых подштанниках и небесно-голубой фуражке от волнения вместо штанины попал ногой в самоварную трубу.

- Черчилль, - бормотал он дрожащими губами, - наконец-то! Вот он когда пришел настоящий масштаб! Только бы не упустить.

- Ты запер худобу? - приставала жена.

- Отчепись! - вспылил начальник и, гремя самоварной трубой, выскочил, хлопнув дверью, в коридор, соединявший его квартиру с рабоче-крестьянским заведением.

Крепко сжимая руки друг друга, с поднятыми головами, мы стояли, окруженные врагами.

Свидетели из добровольцев показывали:

- Он самый Черчилль и есть.

- Сами видели.

- Намедни в газете пропечатывали. Как раз такой есть. Только худой стал.

- А это самая его баба и есть.

- Черчилль с [нрзб.], братцы! Дела!

После допроса свидетелей начальник рабоче-крестьянской милиции сказал:

- Товарищ Сталин учит нас, ты есть поджигатель новой мировой бойни № 1. Но тебя ждет такой же позорный конец, как и ее фюрера, проклятого Гитлера. Увести их.

Глава III

Когда глаза немного привыкли к камерному сумраку, стало ясно, что коренным населением этого заведения являются краснушники, чернушники, домушники, тихушники, мокрушники, крысятники тайшетские, крысятники воркутинские, колымские, амурские и карабасские, щипачи, ширмачи, скобаря, лопатники, бочатники, топошники, хипяшники и скучатники, проститутки рублевые, двухрублевые, трехрублевые, четырехрублевые, пятирублевые и шестирублевые, подмосковные молочницы с кешарами и один фраер (без кешара).

Несмотря на то, что аборигены заведения даже не подозревали, что мы Черчилль и Ева Браун, однако в компанию нас все равно не взяли.

Не придавая ни малейшего значения нашему появлению, вор с откушенным ухом невозмутимо продолжал роман.

- Он все ходил к ней, а она ему не давала, - рассказывал вор с откушенным ухом. - А мужик ее был царь.

Не обнаружив ничего замечательного в наших карманах, представители фиска поинтересовались нами самими. Узнав, что мы как раз по части романов, нас протискали к огню.

- Ты, батя, не робей, - ободрила меня проститутка с выклеванным глазом, - мы не обижаемся на своих писателев. Давай, начинай.

- Хорошо, - сказал я, - спасибо. Сейчас я расскажу вам небольшую историю из жизни одного русского писателя, вступившего в конфликт с обществом. А вы сами решите, прав он или не прав.

- Ты лучше давай про урку, - пожелала компания.

- Про урку? Я не знаю про урку... - смутившись, признался я. И собранию ничего не оставалось, как слушать про писателя: хотя любому начитанному человеку ясно, что это значительно менее интересно и поучительно.