Челноки

Техника, в принципе, эта знакома. Наш фокус внимания — точно фонарь. То есть, однонаправленно и словно скользит от объекта к объекту. За сильным толчком более слабое действие почти незаметно. Пока поворачиваешься, кошель уже сняли и моментально отдали, закрыв телом отход. Жертва быстро понимает, что ее обокрали. Возни и крика, как правило, много, но у людей рядом украденного теперь уже нет.

Меня спас «тонус тревожности», подсознательно чего-то подобного ждал. А оно обязательно будет, когда здесь чужой. Наглеца не могли не заметить, а на туриста я непохож. С десяток часов еще оставались, но раз нарисовался, надо срочно валить. Ребятки-то далеко от меня не ушли. Встали чуть дальше и явно косятся. На открытый грабеж вряд ли пойдут, разве что выцепят где-то в углу.

Из осторожности сел не в маршрутку, а в переполненный народом автобус. По-хорошему бы ехать на север в Албену, но я был на взводе. Меня всё еще могут пасти.

Весь на нервах, буквально шарахался от людей на вокзале. Болгария уже не казалась милой и мирной страной. Косые взгляды чудились всюду, ладони потели под рюкзаком, не отпуская кошель. Паранойя, конечно. Немудрено после таких-то ночей.

Выдохнул только в общаге, увидев счастливого и гордого Ваньку с пустым рюкзаком. Рэкета не было, «Зениты» продал по номиналу. Не украли, не ограбили, значит, уже хорошо.

Спрятав деньги под плинтус, пошли отметить на море успех. Без них стало сразу спокойней, и вечерний променад выдался традиционно душевным. Ночной Бургас загадочен и романтичен, сидишь и будто смотришь кино. Сюжеты те же, но всё равно интересно. В сумерках некрасивых женщин попросту нет.

Залив тревоги «Загоркой», мы вернулись в общагу, где я наконец-то расслабился и, засыпая, услышал шепот во тьме:

Хотя недостатки мои точно горы, о них я молчу.

Хотя недостатки других как соринка, я говорю о них повсеместно.

Хотя у меня не хватает положительных качеств, хвастаюсь, как хороша.

Я называю себя ступившей на Путь, но бесконечно далека от него.

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием.

Благослови, чтобы я усмирила гордыню и эгоизм!

На этот раз очнулся уже не в гробу. Но и не там, где оставил собачку. Здесь ее нет, а обросшая лесом гора высилась уже за спиной. Видимо, Кай сам спустился к подножию, опасаясь, что сверну себе шею. Хотя, скорее, его. Я только гость в этом теле.

Здесь тропинка была шире, но всё вокруг в дымке, став серым, тусклым и почему-то беззвучным. Ни шума ветра, ни крика птиц, ни трелей вездесущих цикад. Солнца нет. Зловещее, лишенное красок и движения место, как заколдовано и проклято кем-то.

Я тихо кашлянул, убедившись, что не оглох. Звук искаженный и гулкий. Видимо, сон переходит в кошмар. Захотелось покинуть это призрачное пространство как можно быстрее.

Тропинка привела к шаткому мостику из двух бревен, переброшенных через черный ручей. В прозрачной и темной воде мягко колышутся длинные и тонкие водоросли. Точно волосы утопленниц, что притаились на дне, ожидая появление жертвы. И тогда, подняв головы, они откроют белые глаза без зрачков, протянут бледные, с трупными пятнами, руки.

Холодея от ужаса, я осторожно сделал первый шаг, чувствуя, как неустойчивы и ненадежны под ногой эти бревна. На лбу испарина, колени дрожат. Воздух сырой, с земляным и гнилостным запахом. Со дна там и сям поднимались цепочки небольших пузырьков, поверхность воды чуть парила.

Почти перейдя, боковым зрением в ней отметил движение. В груди будто ухнуло, и выражение «сердце в пятки ушло» стало вдруг актуальным.

Не оборачиваться и не смотреть! Иначе… — подсказал в уме кто-то.

Что будет «иначе», уже не узнал. Услышав тихий всплеск за спиной, прыгнул вперед. Бревна разъехались, но упал я уже на другом берегу, где были цвета, звуки и солнце. Зубы стучали, бил озноб, но в его ласковых и теплых лучах почувствовал себя уже в безопасности. Аромат травы и цветов, пение птиц, шелест листвы, легкое дуновение ветра — этот мир был живым. Ну а тот, видимо, мертвым.

«Поздравляю тебя, 'приходящий!» — вдруг услышал чей-то мальчишеский голос. — Меня зовут Эдди.

Подняв голову, и правда увидел подростка. Рыжий, худой, лет пятнадцать, не больше. Наверное, тот самый «гид», о котором сказала Гейла тогда. «Веди себя естественно, но обо мне и Кайе не говори».

— Привет! Что это было? — кивнул я на ручей. Отсюда он уже казался нормальным.

— Стикс. Вода смертельной ненависти вечной таится в земном лоне, не зная ласки солнечных лучей! — продекламировал Эдди.

— Стикс разве не река? — спросил я, вспомнив перевозчика душ перед царством Аида.

— Это приток. Их всего пять. Есть еще Лето, Ахерон, Коцит, Флегетон, — стал загибать пальцы он.

— Так ты не Харон?