— Ну, брат, ты меня развеселил. Из тебя, может, и получится Фурманов, да я не Чапаев. Давай спать лучше, вставать скоро.
Утром Ваупшасову сообщили добрую весть. Группа партизан под началом подрывников Сермяжко и Усольцева подорвала около станции Жодино воинский эшелон немцев.
— Пятьдесят два вагона с техникой пущены под откос. Паровоз кверху колесами. Двадцать два фашиста убиты, столько же ранены. Движение на дороге остановлено.
Командир передал рапорт в Центр. Вскоре радисты приняли ответ: «Советское правительство благодарит славных партизан и желает им новых успехов и подвигов во славу нашей социалистической Родины. Представьте отличившихся к наградам».
По этому поводу выстроили отряд. Ваупшасов говорил негромко, бойцы ловили каждое слово:
— Москва рядом с нами. Она слышит нас, знает о нас. Ответим на ее привет и внимание двойным и тройным ударом по врагу. Не забывайте, что каждый разбитый здесь эшелон — это помощь нашей героической Красной Армии, ломающей хребет фашистскому зверю, там, на фронте.
В конце апреля 1942 года отряд Ваупшасова прибыл к месту назначения — в леса Логойского района, недалеко от Минска. Дошли без потерь, если не считать трех раненых. Сказались опыт командира, его предусмотрительность и чрезвычайная осторожность в условиях повышенной опасности. Он не допускал горячности, удерживал бойцов от неоправданного риска. Каждую, пусть самую малую операцию, продумывал во всех деталях, предугадывая любые возможные осложнения. И теперь не без чувства гордости Ваупшасов вспоминал сказанные в Москве перед походом слова одного начальника: «Если доведешь, майор, свой отряд до Минска хотя бы в половинном составе, будешь героем». Отряд сохранен полностью, больше того, за время своего перехода вырос почти вдвое.
Отряд обосновался в удобном и надежном месте — таежный лес, с двух сторон топкие болота. Лагерь расположился на возвышенности, у чистейшего родника. Все бойцы, да и командиры тоже дружно взялись за лопаты, пилы, топоры. Звон, стук, грохот сваленных деревьев. И вот уже готова первая землянка — половина сруба в земле, половина сверху, с двумя выходами, с окнами, с дощатым полом, с двадцатью нарами. За ней другая, третья — к лету целый городок вырос: с кухней, пекарней, баней.
…Штабная землянка. Стены обтянуты парашютным шелком, полы остроганы, тяжелый стол окружен скамьями. Под потолком электрическая лампочка — горит от аккумулятора, снятого с трофейной машины. Ваупшасов прихватил планшетку и вышел на улицу. Присел на бревно, положил на колено блокнот и начал писать очередное донесение в Центр: «Установил связь с подпольным обкомом партии. Вошел в контакт с пятью новыми партизанскими отрядами. Объединенными силами за последние две недели разбито семнадцать эшелонов противника, взорвано девять железнодорожных мостов, разгромлено три немецких гарнизона и два волостных управления. Потери: трое убитых, семеро раненых. Проведена конференция командиров отрядов, избран военный совет северо-восточной зоны: председатель Градов, заместитель Воронянский, члены Тимчук, Долганов, Ясинович. Принят и размножен текст партизанской присяги. Груз с двух самолетов распределен по отрядам. Готовы принять новый самолет».
Через три часа радист расшифровал ответ: «Градову. В открытые бои не вступать. Беречь личный состав. Форсировать связь с городским подпольем, провести ряд диверсий на предприятиях, аэродроме, других объектах. Радируйте, что конкретно сделано по операции „Кабан“. Напоминаем, что в уничтожении Кубе состоит важная задача отряда. Всем бойцам и командирам привет и пожелание успехов в борьбе с фашистскими захватчиками».
Вечерело. Жара заметно спала. Теперь, получив задание Центра, Ваупшасов с еще большим нетерпением ждал приезда Воронянского, тот обещал прибыть еще с утра с нужным человеком, да, видно, что-то задержало. Но только Ваупшасов подумал, не послать ли кого узнать, в чем дело, скрипнула дверь и на пороге появился Василий Трофимович.
— Здоров, Станислав Алексеевич, запоздал я, да не по своей вине. В Кущевку каратели нагрянули. Пока всех жителей в лес вывели, да фрицам прикурить дали, день и прошел. Вот, знакомься, Настя Богданова, я тебе о ней говорил.
Из-за спины Воронянского выглянула худенькая девушка лет семнадцати.
— Проходите, гости дорогие, садитесь, — Ваупшасов обнял партизанского командира, пожал маленькую девичью руку. — Ну что, Настя, потолкуем?
Девушка с тонкой шеей, по-мальчишечьи стриженная, в легкой ситцевой кофточке и босоножках, глядела как-то чересчур весело, казалась простодушной и беспечной, далекой от суровых забот войны.
— Так, Настенька, — приглядываясь к девушке, сказал Ваупшасов. — Объяснил тебе Василий Трофимович, в чем твоя задача?
— Объяснил, — девушка не спускала глаз с человека, о котором ходили легенды среди местных партизан.
— Как смотришь на то, что тебе поручается?
— Чего ж смотреть? Надо делать. Проскочу, как мышь.
— Одна не побоишься?
— Надо, так и одна.