Чехов

Надо думать, что и восторги тех читателей, которые восхищались и умилялись «тургеневскими нотами» в «Доме с мезонином», никак не могли радовать Чехова. Ведь такие похвалы означали, что высказывавшие их не заметили социальной темы рассказа, остались глухи к главному, над чем бился писатель, стараясь вместе со своим героем «уяснить самому себе свою мысль» — большую мысль о бесплодности либеральных иллюзий, об узости «миниатюрного прогресса», о том: что делать? Либеральная критика, разумеется, не могла увидеть, как высоко поднимался Чехов над ограниченностью либерализма. И никто не мог сказать Антону Павловичу о подлинной прелести «Дома с мезонином», заключенной не в повторении «тургеневских нот», а в тонком поэтическом сочетании грусти об утерянном счастье любви с тоской о всеобщем счастье. Как всегда у Чехова, простое, казалось бы, совсем обычное, традиционное содержание вырастало в большие новаторские философские, социальные обобщения. Нежный образ Мисюсь становился образом самой красоты, самой молодости и чистоты жизни, отнятой у людей, той красоты, к которой всегда будут стремиться люди, о которой всегда будет тосковать душа художника.

XXI. «БОЛЬШЕ ТАК ЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО!»

Во многих работах, посвященных Чехову, повторяется одна и та же схема, содержание которой сводится к тому, что Чехов-де проделал идеологический путь от «Нового времени» к либерализму «Русской мысли» и «Русских ведомостей». Очерки биографии Антона Павловича, выходившие в 1934 и в 1939 годах, вступительная биографическая статья к собранию сочинений, вышедшему в 1931 году, целиком основываются на этой порочной схеме «эволюции мировоззрения» писателя. Раздувая кое-какие обывательские «таганрогские» предрассудки молодого Чехова, не оставившие сколько-нибудь существенного следа в его творчестве, биографы создают легенду о «нововременстве» Чехова, которое он, дескать, постепенно «преодолел», после чего и стал вполне либеральным паинькой, так что покойный В. М. Фриче, автор упомянутой биографической статьи в собрании сочинений, торжественно соглашался принять Антона Павловича в члены «конституционно-демократической партии» (кадетов).

Нет слов, разрыв с «Новым временем» и печатание произведений только в либеральной прессе имели очень большое положительное значение в развитии мировоззрения Чехова, свидетельствуй о преодолении аполитичности.

Но так же как сотрудничество Чехова в «Новом времени» отнюдь не означало его идейного «нововременства», точно так же и его сотрудничество в либеральных изданиях отнюдь не означало, что Чехов был в своем творчестве представителем либерализма. Он сурово разоблачал идейно-политическое, моральное убожество, мелкотравчатость буржуазного либерализма. Его отношение к либерализму выражено в формуле, которую мы находим в его записной книжке, — формуле, не уступающей щедринским характеристикам по меткости и убийственной выразительности: «умеренный либерализм: нужна собаке свобода, но все-таки ее нужно на цепи держать». Эта формула исчерпывает всю сущность той самой кадетской партии и ее предшественников, с которыми хотели связать Чехова его биографы.

«Больше так жить невозможно!» — вот настроение Чехова второй половины девяностых годов, выраженное в словах ветеринарного врача Иван Иваныча, от имени которого ведется повествование в рассказе «Крыжовник» (1898). Либеральные теории «постепенного» улучшения жизни путем отдельных реформ-заплаток встречают все более презрительный отклик у Чехова. Иван Иваныч осуждает свои прежние либерально — «постепеновские» взгляды:

«— Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? — спросил Иван Иваныч, сердито глядя на Буркина. — Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не все сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, и свое время. Но кто это говорит, где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек, стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам или затянет его илом, в то время, как, может быть, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки, во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!»

Чехов начинает подходить к идее не эволюционного, а решительного и коренного изменения всей действительности: таков объективный смысл слов о том, что «можно перескочить через ров».

Со своей моральной чуткостью он улавливает из либерализме ложь, лицемерие под маской любви к народу, прогрессу и т. п.

«Господа приличны, образованны, но о «и в чем-то солгали» — вот характеристика либеральных господ, которую (мы находим в черновых заметках Чехова. В дневнике 1897 года Антон Павлович делает — следующую запись о либералах: