– Ага, вон то… Оно мое! Мое хорошенькое!
– Вы его покупаете? – раздраженно уточнила продавщица.
– Однозначно!
И Лайза, светясь от счастья, побежала следом за звенящей ключами ассистенткой к заветному прозрачному витрине-кубу.
Кафе; в одной руке вилка, в другой нож, на столе – шкворчащая на маленькой сковородке курица с овощами: она должна поесть. Должна, несмотря на то что еда встает комом сначала в горле, затем в желудке; должна, потому что не ела с самого утра и потому что не хочет к восьми вечера грохнуться в голодный обморок у ворот особняка Рена.
Жареные блестящие от масла помидоры и перец укоризненно смотрели с блюда, остывая. Наблюдая за тем, как посетительница силится, но все никак не может начать полдничать, к столу приблизилась молоденькая официантка, растерянно потопталась рядом:
– Все хорошо с блюдом, мисс? Вам оно не нравится?
– Нравится, – вымученно улыбнулась Лайза. – Просто оно пока слишком горячее.
– А-а-а. Дайте знать, если я могу вам чем-то помочь.
– Конечно.
Официантка тактично удалилась.
Тем временем Лайза, упершись невидящим взглядом в корзинку со свежим хлебом, уже думала о другом – о том же, о чем она думала до прихода официантки: а что, если Мак придет на вечеринку не один?
А если может?
«Решай проблемы по мере их поступления. Сначала поешь».
Совет был дельным. Застывшая в руке вилка наконец двинулась по направлению к сковородке – мягкий бок куриного мяса проткнули четыре зазубренных зубца, поднесли его ко рту.
Нельзя накручивать себя перед встречей. Это все страх – он всегда отыщет двести тысяч вариантов, как тебя напугать. Ни к чему.
Половина шестого; до встречи осталось два с лишним часа – нельзя нервничать все это время.
Но как же иначе? Когда-то все было куда проще: он догонял, она убегала, – тогда она волновалась за свою жизнь, паниковала, сможет ли сохранить ее, а теперь сидит и переживает о том, что, даже если ей повезет и Мак все-таки придет один, он может вообще не посмотреть в ее сторону.
Паникерша.
И дура.
Не может он не посмотреть, не может. Все равно почувствует, что-то вспомнит шестым чувством, потянется, ведь они… они…
Да кто они друг другу теперь?
Пальцы нервно оторвали от хлеба корочку, вилка теперь двигалась не переставая: Лайза равномерно жевала все подряд – помидоры, лук, перец, курицу.
И что отвечать про ворота? Где отыскать правдоподобную версию?
Рука автоматически потянулась к стакану с соком.
Ладно, про ворота она подумает позже, по пути.
Лайза бросила взгляд на привалившиеся друг к другу у ножки стола пакеты – все, она во всеоружии. Ведь не зря она купила такое дорогое и шикарное платье – оно понравится Маку, обязательно понравится, должно. Пусть он зацепится взглядом за его голубую, выделанную под змеиную кожу ткань, пусть обратит внимание, как темно-синий цвет оттеняет ее глаза, пусть нырнет взглядом в ромбовидный вырез над самой грудью – как раз там, где открывается вид на жмущиеся друг к другу в кружевном бюстгальтере полушария.
Нервы снова сдали; Лайза перестала жевать. Пусть этим вечером Мак зацепится взглядом за что угодно – за ее ноги, волосы, глаза, губы, да хоть за задницу, лишь бы последняя потом часами не шла у него из головы, лишь бы ему стало интересно, кто же это такая – таинственная незнакомка, появившаяся на вечеринке у Элли; лишь бы ему захотелось, увидев ниточку, распутать весь спутанный клубок по имени Лайза Дайкин.
А она будет терпелива – переживет то, что придется приходить и уходить, перетерпит вынужденные разлуки, будет приближаться осторожно и неторопливо, лишь бы только вперед, не назад…
Потому что единственное, что может надломить ее этим вечером, – это равнодушие зеленовато-коричневых глаз. Пустота. Полное безразличие.
«Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо», – убеждала она себя. Через минуту пустая сковородка была отодвинута на противоположную сторону стола; Лайза притянула к себе стакан с недопитым соком.
Не верится, что сегодня она увидит его, будет сидеть с ним за одним столом, говорить с ним.
Кажется, с тех пор, как она в последний раз имела возможность любоваться Чейзером с расстояния вытянутой руки, прошла целая вечность.