Чейзер

Дерзкая. Смелая. Зачем дергает кота за хвост? Вино? Или опять проявилась та, другая Лайза — бесшабашная и раскрепощенная? Ведь знала же, что этот момент наступит — с ним он всегда наступает, — когда нимфоманская натура вновь проявится. Да, с этим определенно нужно что-то делать: либо принять, либо отторгнуть, запереть на засов в клетке и никогда не выпускать на волю.

Греховно-красивые губы тем временем сложились в улыбку, от которой неизменно сладко и тягуче сводило живот.

— Вообще-то сегодня я планировал быть верхом галантности…

— Да, я заметила.

Нет, точно напросится.

— И?

— Ты действительно был верхом галантности весь день. Прямо душкой…

При слове «душка» у Чейзера во взгляде появились огоньки с надписью «Опасно», но Лайзу несло колесами по льду:

— …такой весь мягкий и пушистый, как расшитая котятами наволочка… — Улыбка Мака сделалась шире; взгляд веселее. В глазах читалось: «Продолжай-продолжай». — И то мне показал, и это рассказал, и сок холодный весь день носил из кухни на верхнюю палубу. И даже поделился тайнами про покупку антиквариата.

Последнее прозвучало и вовсе уничижительно, как если бы Лайзе весь вечер нудно талдычили про метод аборигенов утилизировать отходы после собственных биологических нужд.

— Понятно. Киса напилась, наелась, духовно удовлетворилась и захотела чего-то еще.

— Точно.

— И готова узнать, как обходятся с "плохими" девочками.

— Ну, надо же когда-то платить по счетам. Ведь дырочки-то вырезала, а по попе не получила. Так и распуститься совсем можно.

Быстрый взмах ресниц, прикушенная нижняя губа и капризный взгляд, говорящий: «Ну, сколько можно ждать? Я тоже весь день была хорошая и смотрела на тебя только издалека…»

«Обожаю тебя», — ответил Чейзер не вслух, но глазами. Вместо слов убрал с коленей салфетку, подошел и галантно отодвинул под поднявшейся дамой стул.

Протянул руку, сжал вложенную в нее ладошку.

Лайза не знала, что с ней произошло; наверное, с режима «я нормальная» сорвало вентиль.

Отчего так случилось? Какой смысл теперь размышлять. Но если она и раньше считала себя с ним непозволительно распущенной, то теперь вовсе с цепи сорвалась: стонала, покусывала, оставляла на коже ногтями бордовые дорожки — не до крови, но все-таки следы. Извивалась, просила большего, никак не могла уняться. Чувствовала его на себе, чувствовала внутри и все хотела еще.

— Вот так, — прямо на постели Мак поставил ее на колени лицом к стене, прижал сзади и вошел во влажную глубину, — «хорошая» девочка.

Оба скользкие, потные, до предела возбужденные. Его пальцы, параллельно толчкам, смазанные гелем, поглаживали попку, неглубоко проникали внутрь.

— Что… что ты делаешь?..

— А вот так… — член выскользнул из вагины и прижался головкой к заднему проходу, — «плохая».

— Ты ведь не?…

— О да.

Она шумно задышала и застонала, все смешалось воедино: удовольствие, легкая боль, чувство, что она позволяет проникать в запретную зону. Совсем с ума сошла, что она позволяет с собой делать?

— Расслабься, расслабься моя сладкая… я буду аккуратен.

Его дыхание жгло шею, а слова «О да,… молодец… плохая девочка…» заставляли мозг взрываться; скользкий напряженный пенис медленно проникал все глубже. Когда он оказался полностью внутри, Мак сжал ее груди и зарычал от удовольствия.

— Как же давно я этого хотел.

— Что?…Что ты делаешь?…Это не я, это ты плохой мальчик!

— О да, лапонька…

— Гадкий мальчик…

— Как скажешь…

— Немедленно… перестань…

А между строк: «Как хорошо…»

— Так перестать?

Не смогла отказать. Ни ему в удовольствии, ни, прости Создатель, прежде всего себе.

— Продолжай…

Несколько движений — и легкая боль, причинявшая дискомфорт, ушла; на Лайзу нахлынул шквал новых, сводящих с ума от возбуждения, эмоций: он был «там», в ней, прямо «там».

— Мак…

— Да, моя сладкая… Видишь, вот так "хорошая"… — Вынутый член снова переместился в классическое положение, а несколько секунд спустя вновь медленно проник в анальное отверстие. — А вот так "плохая".

— Я… — Лайза задыхалась от чувств, собственной дерзости, вседозволенности наглого пениса и ощущения того, что ей нравилось; да, черт возьми, ей нравилось! Не просто нравилось — от занятия любовью подобным образом «срывало крышу».

— Я почти ненавижу тебя за то, кем становлюсь с тобой… понимаешь?

Она стонала, царапала ногтями стену каюты и с готовностью насаживалась всем, чем ее просили, ощущала, как его пальцы теребят соски, скользят по животу, поглаживают бедра.

— Нет, не ненавидишь, — послышался хриплый голос в ответ. — Ты чувствуешь совсем другое…

— Тогда ненавижу за то, что ты знаешь об этом.

Мак засмеялся, перевернул Лайзу на спину и вдавил в матрас; его член тут же безошибочно отыскал «вкусное» место и проскользнул внутрь.

— Дурочка… — Он погладил влажные волосы, поцеловал уголки губ и улыбнулся — жаркий, вспотевший и до крайности сексуальный. — Когда ты перестанешь бояться серьезных отношений, ты признаешься совсем в другом.

Лайза не стала отвечать; тело дрожало от возбуждения, а низ живота требовал продолжения чувственной игры.

— Но мы поговорим об этом позже, сладенькая. А пока я дам тебе то, что ты хочешь.