Чего стоит Париж?

– На твоем боку, – уточнил д'Орбиньяк.

– Именно так. Падая, я пытался уклониться от рушащейся колонны, и потому как раз тот бок, на котором висел кинжал, был прижат к полу, то есть добраться до рукояти, пока меня не извлекли из-под обломков, было невозможно. Теряя сознание, я видел, как король пытался освободить меня из этой чертовой западни. Когда ему это удалось, я уже был без сознания. Его Величество оттащил меня и, должно быть, пытался позвать кого-то на подмогу – двести фунтов моего веса да плюс доспех – ноша немалая. В любом случае в момент убийства он стоял выпрямившись, поскольку единственный удар, поразивший его, нанесен в грудь. Если бы Карл продолжал меня тащить, удобнее было бы бить в спину. Значит, король волок меня, пока не заметил, что кто-то к нему приближается. Лица в таком положении он видеть не мог. Только нижнюю половину тела. А когда он выпрямился, подошедший нанес ему удар. Логично?

– Вполне. И шо теперь? – согласился Лис, лениво шевеля уздечкой.

– Лис! Включи мозги! Куда мог тащить меня Карл? В подземелье или в объятый пламенем дворец?

– Понятное дело, в подземелье! Шо он – камикадзе рок-н-ролл?!

– А раз он тащил меня в подземный ход, значит, убийца подошел с противоположной стороны. Иначе удар бы пришелся опять же в спину. Стало быть, убийца не дю Гуа, поскольку он с Генрихом Анжуйским за мгновение до взрыва начал спускаться вниз.

– Ну, на месте адвоката я бы мог предположить, шо подлый наймит мог окликнуть свою жертву, шоб заколоть недрогнувшей рукой, цинично глядя в глаза. Но это скорее из разряда красивых жестов, чем криминальной практики.

– Хорошо, предположим, – не унимаясь, кивнул я. – Но секретарь его высокопреосвященства проговорился насчет двух кинжалов. Вероятно, Екатерина, обмывая тело сына, заметила несоответствие входного отверстия предполагаемому орудию убийства. Не знаю уж, что там было, может, клинок Ретюньи был другого сечения? Может, он был шире моего. Может, барон второпях неаккуратно вонзил мой кинжал в отверстие раны, создав второй канал. Екатерина Медичи – женщина, в хирургии сведущая, и легко могла распознать такой подвох. А вероятнее всего, при омовении бедного Карла с нею был Козимо Руджиери. Этот вообще не знает себе равных во всем, что касается отправки жителей этого мира…

– …в мертвяки того! – радостно завершил мою фразу д'Орбиньяк. – Ну шо сказать, в целом логично. С каких-то бодунов пришла Мадам в голову мысль отправить дело на доследование.

– Это верно. Вероятнее всего слушок о двух ударах где-то в придворных кругах ходит. Иначе преподобный вряд ли бы проговорился о том, что знал лишь он да его покойный племянник. Ведь он-то знал, что я опять принят у Екатерины, а стало быть, полагал, что все, что известно ей, известно и мне.

– Шоб такое полагать, – Лис почесал затылок, – нужно сильно хреново знать любимую королеву.

– Он ее плохо знает, – кивнул я, – а кроме того, что еще должен был подумать преподобный, увидев меня, свободно разгуливающего по Реймсу? В результате имеем: король был убит человеком, подошедшем со стороны гардеробной, кинжал в ране был подменен, и святой отец об этом точно доподлинно знает. Не вроде как бы по слухам говорят, а наверняка. Спрашивается – от кого? Не от Екатерины – она его терпеть не может. И уж, понятное дело, не от чернокнижника Козимо Руджиери. По тому давно инквизиция плачет. Остается единственная кандидатура – непосредственный исполнитель.

– Ну, насчет единственного – это ты, пожалуй, опять преувеличиваешь! Когда обмывали тело, – Лис с сомнением почесал затылок, – там еще могли быть хирурги, лейб-плакалыцицы, утиральщики августейшего носа и другие официальные лица. Но Ретюньи действительно ближе всех к нашему подследственному. И судя по тому, шо сделала с ним наша медичийская сестра, вернее, мать, барон таки да, не наблюдал процесс заклания венценосного агнца из-за угла. Но, Капитан, ты не обижайся – все это так, игра ума. Фактов как не было, так и нет. Слова преподобного к делу не подошьешь. Тем более он был перепуганный, шо та мышь в бутылке с формалином.

– Да, это верно, испугался он изрядно. Причем, в сущности, непонятно чего! Не думал же преподобный в самом деле, что я стану его убивать. Тем более при свидетеле. Да с кучей очевидцев, могущих подтвердить, как я входил ночью в архиепископский дворец.

– А что, если он не тебя испугался! – хмыкнул Лис. – Может, он вообще решил с переляку, шо щас брат Адриэн стуканет нунцию, как вы там тихо и мирно щебетали промеж собою, а преосвященство вспомнит придурастый папский эдикт, по которому за общение с гугенотами католикам грозит отлучение от церкви?

– Да ну! – покачал головой я. – По-моему, это бред. Во-первых, брат Адриэн и сам католик не хуже де Ботери, а во-вторых, они старые приятели. После луврского сидения вообще почти что братья по оружию.

– По четкам, – поправил Лис.