Ждать Рейнару пришлось довольно долго. Убедить гугенотов не вносить в сценарий предстоящей коронации такой милый сюрприз, как физическое устранение коронуемого, было весьма непросто. Отважные капитаны Рауль и Гийом де Батц, такие же охотники искушать удачу, как и их младший брат, смотрели на меня хмуро, явно не одобряя и презирая все эти никчемные оттяжки. Гугеноты, по большей мере составлявшие мой отряд, без сомнения, были на их стороне, заставляя лишний раз вспомнить, насколько зыбка и почти иллюзорна моя власть над этим скопищем отъявленных головорезов-фанатиков. Все они видели во мне неустрашимого принца-гугенота, героя обороны Лувра и штурма замка Сен-Поль, но нет ничего эфемернее такой военной славы. Одно только подозрение в робости, пусть даже на самом деле являющееся трезвым расчетом, – и вчерашняя толпа восхищенных поклонников превращается в разъяренную стаю, норовящую затоптать недавнего кумира. В результате мне пришлось клятвенно заверить рвущихся в бой вояк, что ежели к завтрашней ночи Мано не окажется на свободе, я лично поведу их в бой. Это заявление было встречено «на ура».
Вид, в котором я застал свой отряд, вне всяких сомнений, свидетельствовал, что новоиспеченному королю придется немало потрудиться, чтобы спасти свою жизнь, а уж тем более вырвать победу из рук моих бойцов. С момента встречи в лесу Ансени у воинов этого отряда появился особый знак, который сегодня с шиком носили уже все его дворяне, вне зависимости от того, были ли они в тот час на моей стороне, или же поддерживали покойного де ла Ротьера. Вокруг стальных горжетов
Покончив с переговорами, я отправился инспектировать возведение ристалища, установку квинтины и прочие, ожидавшиеся завтра массовые увеселения. Пока что мы сохраняли хорошую мину при плохой игре, и предстоящую коронацию в связи со смертью дю Гуа и арестом де Батца никто не отменял. По уверению Лиса, время от времени прорезавшегося на канале закрытой связи, брат Адриэн еще не возвращался и никаких новых сведений из мест заключения на волю не поступало.
Во время обстоятельной беседы с фейерверкером в моем сознании возник очередной посетитель, ясновельможный пан Михал. Его появление отвлекло меня от размышлений о том, что мадам Екатерина весьма своевременно назначила меня распоряжаться огненной феерией и что сэкономленный на праздничных салютах порох вполне можно будет использовать для новоизобретенной фигуры «взлетающая башня тюремного замка». Я бы, пожалуй, еще поразмыслил на эту тему, обдумывая наилучшее устройство всех деталей предстоящей операции, однако Вагант требовал моего внимания. Насколько я мог видеть, он находился перед дверью в коридоре сравнительно чистом, но отнюдь не напоминающем дворцовый. Должно быть, перед тем, как активизировать связь, он постучал, потому что спустя мгновение дверь отворилась.
– Вы? – донеслось из комнаты. Перед глазами пана Михала возникло очаровательное личико Шарлотты де Сов, изрядно побледневшее с момента нашей встречи. Судя по покрасневшим глазам, все это время прелестная обольстительница предавалась отчаянию, и наш резидент вполне мог быть соседом с нижнего этажа, пришедшим поинтересоваться, отчего это в его комнате льет с потолка.
– Что вы здесь делаете, мсье? – удивленно вопросила синеокая дива.
– Спасаю вас от гибели, мадам, – вальяжно произнес высоченный шляхтич и сделал шаг вперед, оттесняя в глубь комнаты женщину, достававшую ему едва до середины плеча. За его спиной захлопнулась дверь. – Сударыня, мне известно о ваших злоключениях. Не спрашивайте откуда. Моя работа знать о том, что говорится один на один в запертых кабинетах. Вы в великой опасности, мадам. Королева не простит вам промаха! Сегодня Ее Величество уже встречалась с Козимо Руджиери. Как вы думаете, зачем?
Лицо госпожи де Сов еще более побледнело и стало совсем бескровным.
– Если так, то я обречена, – почти прошептала она. – Но ведь там, в кабинете у Ее Величества, я уверена, был не Генрих Бурбон. Да-да, я уверена в этом! Но как это можно доказать?! Увы, это невозможно.
– Не надо хоронить себя раньше времени, мадам. – Пан Чарновский, как истинный галантный кавалер, хозяйским жестом приобнял красавицу и привлек ее к своей широкой груди. Та не сопротивлялась, лишь поудобнее устроилась, чтобы не оцарапать щеку усыпанной бриллиантами звездой, украшавшей камзол вельможного шляхтича. – Я вам верю, Шарлотта, – драматически изрек Дюнуар, наполняя пафосом каждое слово. – Вы, вероятно, знаете, я представляю при дворе нашего круля Францишека. Вы всегда были дороги ему. И он не простит мне, если такая прекрасная пани погибнет из-за какого-то пустяка.
– Франциск по-прежнему любит меня? – чуть приходя в себя, пролепетала прелестница.