Ну просто блеск, надеюсь, она стоила не очень дорого… И почему со мной вечно случаются подобные вещи? Сначала я подумал, что надо как-то скрыть следы моего маленького преступления. Но ведь горничная под утро точно заметит отсутствие цветов. И тем более куда я их дену? Не в окно же их выбрасывать. Нет, самый правильный и единственный вариант — это сказать правду и позвать кого-нибудь, чтобы убрали осколки. Да я сам готов их убрать, мне нужны только веник, губка, совок или еще что-нибудь. Я аккуратно пересек комнату и вышел за дверь. Я помнил, Лера говорила, что ее комната находится дальше по коридору.
Если бы на своем пути я встретил Германа, Кристину или еще кого-нибудь из обитателей дома, то не стал бы беспокоить хозяйку. Но я никого не увидел, поэтому оставалось только идти прямиком к Лере. Часы показывали всего лишь двенадцатый час, наверное, она еще не легла. Пока поговорила с отцом, пока приготовилась ко сну… В крайнем случае, если она уже спит, я тихонько уйду и подожду до утра.
Я дошел до последней двери и осторожно нажал на ручку. Дверь оказалась открытой, и я распахнул ее. Но не успел сделать первый шаг, как тут же врос в пол. Думаю, не зря меня учили стучаться. И все без толку: был идиотом, стал только хуже.
Нет, Лера еще не спала. Она стояла у кровати, сжимая в руках шорты, и в шоке таращилась на меня. А из одежды на ней не было абсолютно ничего. Я просто онемел, да и Лера даже не вскрикнула. Мы оба стояли и смотрели друг на друга широкими от ужаса глазами. Бартович — потому что я влетел так неожиданно. А я… Нет, я бы моментально закрыл глаза в тот же момент, как только заметил, что девушка обнажена. Но то, что я увидел, повергло меня в глубокий шок.
То, что я поначалу принял за шорты, на самом деле являлось трусами, и я зашел в крайне неудачный момент переодевания. Если отсутствие груди еще можно было списать на особенности развития девичьего организма, то нахождение между ног органа, явно лишнего для девушки, — не получалось.
— Господи, Лера… ты парень!
— Твою мать! Открыл Америку! — прокричал он и натянул на себя наконец трусы. — Не смотри.
— Да поздно уже… О господи.
— Ну вот… Теперь ты знаешь, — прошептал он и с горьким вздохом сел на край кровати. — Можешь говорить что хочешь.
А я и не знал, что именно сказать. Это было просто огромным потрясением для меня. Нет, я и раньше замечал странности поведения Леры, да и некоторые мысли ее, то есть его, тоже были подозрительны. Но вот о таком объяснении я даже и не думал.
Если приглядеться, парень действительно смахивает на девушку. Даже по голосу не определишь пола. Но вот теперь, с собранными волосами, смытым макияжем и в мужской футболке…
— Но как?! И почему? — все еще не укладывалось в голове у меня. Я видел, что «Лера» очень огорчился, на его лицо упала тень. Нет, надо быть все же деликатнее. Видимо, тут может крыться что-то такое…
Я подошел к кровати и сел чуть поодаль. Не успел я ничего сказать, как Бартович бросил:
— Наверное, ты теперь считаешь меня психом и извращенцем.
— Нет, это не так, — попытался успокоить его я. — Только вот почему? Почему ты притворяешься девушкой?
— Ох. Это долгая история, вряд ли тебе будет интересно. Ну да ладно, для начала — меня зовут Валера. Приятно познакомиться.
— О. Мне тоже, — ляпнул я. Повисла тишина. — Так в универе знают?
— Ага. Только по личной просьбе отца все преподы это тоже скрывают. Но в документах все равно так и написано: Валерий Бартович.
— Так вот почему ДТП так на тебя взъелась! — очередная догадка посетила меня. Я-то думал, что это из-за цвета волос и стиля одежды. А на самом деле училка была в курсе того, что перед ней парень в платье. Вот ведь противная старуха.
— Ты заметил? Ну да, наверное, из-за этого. Многие не понимают меня, считают каким-то ненормальным, трансвеститом, гомиком. Хотя моя ориентация тут абсолютно ни при чем.
— Так в чем же дело? Расскажи мне.
Валера подозрительно покосился на меня. В голове его бушевали мысли, стоит ли мне доверять или нет. Но наконец он вздохнул и начал.
— Можно сказать, все началось вскоре после того, как мама умерла. Мне едва тогда исполнилось десять. Она была начинающей писательницей, но всегда находила время для меня, в отличие от папы. Гуляла со мной по саду, рассказывая всякие истории, или учила играть на фортепиано. Мне даже не верилось, что ее не стало, — казалось, что это просто глупая шутка. Но нет. Она исчезла, как и все вещи, даже фотографии, словно отец хотел навсегда избавиться от памяти о ее существовании. Почти получилось. Не смог избавиться только от главного напоминания — меня.