Какие интересные имена — Руби, Лондон… И ведь не поймешь, настоящие или псевдонимы. Я натянул приветливую улыбку, стараясь глубоко не вдыхать запах, исходящий от парня. Какой-то странный аромат, вызывающий головокружение.
— А ты с Олегом… ну да… Да же? — заговорщически склонился ко мне Лондон, подмигивая.
— Я плохо понимаю по-английски. Скажи по-русски, — поджал я губы.
— Ну, того… — гнул пальцы паренек, тихо хихикая и пытаясь объяснить жестами.
— Давай, рожай уже, деточка, — подбодрил я его отеческим тоном, и он выпалил:
— Уже переспали?
Очень захотелось схватить один из стаканов с цветной жидкостью на столике и то ли выпить, то ли вылить беспардонному парню на его синие волосы. Но я остановился на первом. Ох, что за сладкая, но одновременно терпкая штука?
— А ты как думаешь? — ухмыльнулся я, наблюдая за тем, как меняется выражение лица у британской столицы. И у Релинского, который уже прислушивался к нашему разговору.
Я не выдержал и расхохотался, приканчивая остатки напитка. Как раз в это время официантка, больше похожая на стриптизершу, принесла на подносе еще порцию разноцветных бокалов. Олег протянул мне высокий, с кислотно-зеленой жидкостью, украшенный долькой киви и высокой трубочкой.
Лондон уже куда-то исчез, и мы с Релинским разговорились. К нам присоединилась еще пара человек, в том числе и та самая рыжая Руби. Потом Лондон вернулся с каким-то угрюмым парнем, который обнимал его за талию, и так же внезапно они испарились. Через некоторое время Лондон вернулся вновь, но на этот раз один и в еще более невменяемом состоянии. Занял место на подлокотнике кресла, что-то томно начал нашептывать Олегу, но через минуты три вырубился. Его пристроили тут же на диванчик.
Когда я допивал второй бокал вкусной зеленой штуки, Барби схватила меня за локоть и потащила вниз, на танцпол. За нами увязались остальные. Надо будет поинтересоваться, что же такое я пил, что меня так зарядило. Хотя я не очень любил танцевать, так что вскоре мы с Релинским вновь отправились наверх. Но энергия все еще продолжала бурлить во мне, вынуждая нести полную ахинею и ежеминутно хватать Олега за руку, плечо или колено, складываясь от хохота.
— Вить, — наклонился он к моему уху. — Ну как тебе?
— А? Что? Потрясающе!
— Я же говорил, — подметил Олег, а я только сейчас заметил, что его ладонь лежит на моем бедре. Тут и так было душно, но мне стало еще жарче.
— Почему такой странный эффект от двух бокалов? — просипел я вслух.
— Ничего я не ребенок! — заявил я, не зная, что делать с этой рукой. — Мне уже девятнадцать в этом месяце исполнится…
— А вот и мы! — в ложу опять завалились остальные. И снова стало шумно, я как-то забыл про ладонь Релинского, которая незаметно переместилась на мое плечо.
Принесли еще напитков, но больше ту штуку я пробовать не стал и шепотом попросил у Барби что-нибудь послабее. Она понимающе хихикнула и протянула мне пузатенький бокал с красно-оранжевым напитком и зонтиком. Удивительно, что остальные не отреагировали на то, что Релинский как-то странно придерживает меня за плечо. Хотя они сейчас в таком состоянии, что и слона бы на танцполе не заметили. Но я-то пока могу более или менее соображать, вот заметил же, что Лондон вновь куда-то испарился.
Я сделал еще один глоток кисло-сладкой жидкости и понял, что что-то не так. Нет, в мозг она ударяла не сильнее, чем первые бокалы, но мне стало хуже. И наконец я понял, что произошло, и жалобно, чтобы никто не заметил, глянул на Олега. Он увидел мое страдальческое лицо, тут же помог встать и быстро под шумок увел в уборную. Там меня стошнило. Лицо просто горело. Я склонился рядом с унитазом, стараясь прийти в себя.
— Что такое? — спросил Релинский, помогая приподняться.
— Чертовы апельсины… — пробормотал я. По-моему, я уже как-то упоминал при нем, что у меня аллергия. Но как я мог не понять, что в тот коктейль добавлен апельсиновый сироп или сок? Даже запаха не почувствовал. А смешение непереносимого фрукта с алкоголем усилило реакцию. Я кое-как смог прополоскать горящий рот и умыть лицо.
Вроде стало полегче, но, черт, не самое приятное состояние. Хочу домой, а то сейчас точно отключусь. И что я тут делаю? Повис на Олеге, прижимаясь к нему, потому что ноги отказываются меня слушаться. От него пахнет тем же самым парфюмом, что и в шкафу, а еще его собственным телом и водкой. А он что делает?
Неожиданно прислоняет меня к стене, легонько кусая в шею, и его руки спускаются ниже, забираясь под рубашку. Исследуют тело, по которому катятся маленькие капельки пота. Затем расстегивают пуговицы, пересчитывают ребра, а потом скользят вниз по влажной спине.
В глазах темнеет. Только бы не потерять сознание… Хватаюсь за его плечи, пытаюсь что-то сказать… Тщетно, язык перестал слушаться.