Чечня нетелевизионная

— Вперед, — тихо произнес «Гюрза», и разведка Шаманова пошла на Гойское.

* * *

Сергей увидел, как по опустевшему окопу к нему бегут разведчики Шаманова, он даже узнал двоих из них. Снайпер так и не выстрелил ему в сердце. Последнее, что увидел сержант, было голубое, голубое до страшной синевы небо. Его сердце быстро затихало и остановилось, перекачивать по венам было уже нечего. Сергея захлестнул какой-то жар, пробежавший напоследок по всему телу.

* * *

Разведчики Шаманова — «Кобра» и «Гюрза» поклялись отомстить. Сергея и второго солдата бережно сняли с крестов и в надежде, что родители не будут копаться в «цинках», отправили «грузом 200» на родину. Первого в Сергиев Посад, второго — в Вологду. Их и похоронили, не зная, какую смерть они приняли.

Случай с распятыми потряс всю армию. Говорили, что это послужило поводом для ответных зверств со стороны федеральных войск. Говорили, что потом двоих гелаевцев незаметно вывезли в лес и зашили живыми в свиные шкуры: казненные так не попадали в рай — они умирали в шкуре нечистого животного. Эту казнь мусульман придумали 300 лет назад запорожские казаки с Хортицы. Говорили, что с этого момента мертвым боевикам начали отрезать уши. Однако это были скорее всего только разговоры. Армия просто брезгливо уничтожала боевиков, безо всяких зверств и ужасов.

Май 1995

Январский снег

Василий высунулся из окна третьего этажа, чтобы убедиться — убил он чеченца или нет, когда какая-то могучая сила ударила его в грудь и отбросила назад в комнату. Он упал спиной на битое стекло и кирпичи.

Шли тяжелые январские бои за центр Грозного. Василий в составе роты пехоты, или, как ее здесь называли, «мабуты», был брошен защищать трех этажное министерское здание в четырехстах метрах от дудаевского дворца. Здание это почему-то усиленно пытались отбить боевики. За министерством следом шел монолит чечено-ингушского Совмина, а там было недалеко и до дворца.

Василий попытался привстать, но не смог.

— Мишка, помоги! — прохрипел он.

Михаил был пулеметчиком из его взвода. Они вдвоем держали этот угол здания уже более суток. Заканчивались патроны. Подкрепления все не было, хотя и обещали. Что делалось на двух нижних этажах, он не знал. Но слышал, как из автоматов и пулеметов отвечали его товарищи. Значит, он был не один, и оборона продолжалась. Вообще, надо было продержаться до темноты. Чеченцы неохотно воевали ночью, прятались, выставляя одинокие посты наблюдения, что успешно использовали разведчики Льва Рохлина, продвигаясь из здания в здание преимущественно по ночам.

— Миха! Помоги, ранило меня…

Василий повернул голову и тут только заметил, что Михаил лежал мертвый, щекой на пулемете.

— Извини, брат, не видел… — Василий с трудом повернулся на бок. То, что пуля пробила защитный жилет, он не сомневался. Чувствовал по горячей волне, разливавшейся по его груди. Было плюс пять, шел то ли дождь, то ли снег, и в мокрой одежде боец с самого утра зяб до мурашек. А тут тепло вдруг разлилось по телу. Он знал, это вытекала его горячая кровь, его жизнь, согревая тело снаружи, под ватником и «броником». Но снимать бронежилет и затем ватник было нельзя — замерзнешь сразу.

— Интересно, ребра целы? — Он уже нащупал входное отверстие пули, маленькое пятнышко на салатовой ткани «броника» в пяти сантиметрах от сердца. К сожалению, сам не мог нащупать выходную дырку.

«Ушла пуля или в нем? Если бы была дырка, все было бы проще. А если нет?» — подумал пехотинец. Он так и не решил, что лучше — воевать в бронежилете или без него. Разведчики ходили без этого шестнадцатикилограммового монстра со стальными пластинами, носили вместо них книги. Другие говорили, что «броник» хорошо хранит от осколков.

Однако Василий знал, что бывают случаи, когда «броник» даже вреден. Пуля пробивает пластины, отражается от заднего листа бронежилета и начинает «гулять» по телу. А так ударила, прошила тело, как толстая игла, и ушла восвояси. Не задела жизненно важные органы и — гуляй, подруга! Заткнул две дырки — и к медикам. А здесь совсем другая история.

Лежа на боку, Василий пытался дотянуться до своей спины и все-таки нащупать выходное отверстие. Не получилось. Из-под «броника» показалась кровь.

«Вот и словил. Да, правы мужики, которые говорили: свою пулю не услышишь. Если просвистела — значит, не твоя!», — подумал Василий.

Он уже по-другому смотрел на смерть. Война быстро приучает к смерти, смерть становится чем-то обыденным, близким. Как вода во фляге или патроны, которые уже устаешь до боли в пальцах забивать в магазины.

В первые дни боев, когда они медленно продвигались к Грозному и колонну, в которой он шел, ежедневно обстреливали с возвышенностей чеченцы, убитых снимали с брони каждый день. Василий, как и все новобранцы, в свои восемнадцать лет страшно боялся. Это был животный страх, который мешал думать, мешал принимать разумные решения. Сердце стучало в два раза быстрее, когда первая пуля начинающегося обстрела выбивала колокольный звон из брони БТРа.