Чеченский угол

– Нет! – он все-таки встал, возвысился над дубовым столом тренированным массивным телом. – Я буду свободен, когда вы мне объясните, где Вронская. Лопата – парень шустрый. Выяснил: на отправляемых «бортах» и «вертушках» Лики не было. Железнодорожный билет на ее фамилию также не покупался. Непорядок, Федор Алексеевич, а? И вот сейчас мне уже действительно стало интересно, где Лика. Человек приехал с нами. Плохо, неправильно, что приехал, – но был жив, здоров и на виду. Вы что, думаете, я молчать стану? И не скажу, что последний, кто видел Лику до похищения – водитель приехавшего за ней автомобиля МОШа? Генерал, генерал, что же вы делаете?! Неужели и вы с «чичами» в доле? Они вам отстегивают за каждое похищение, да?

Федор Алексеевич встал из-за стола, обошел орущего Павлова – с его-то тщедушным телосложением в любое отверстие втиснуться можно – и распахнул шкаф.

Набросив плащ, пояснил:

– Ливень на улице. Ну да ничего, пойдемте, прогуляемся. Не сахарные, не растаем.

И резким жестом осадил взметнувшуюся с дивана в приемной охрану:

– Сидеть! Один этот офицер стоит десятка таких как вы. Совсем разжирели на казенных харчах!

Дождь сыпался сплошной стеной, пускал в ряби луж крупные пузыри.

– Беседку видите? – спросил генерал.

Павлов коротко отозвался:

– Понял!

Когда генерал добежал до грубого неказистого деревянного сооружения – как сортир, право же, и кому только в голову взбрело поставить такое уродство – Дмитрий уже разгонял широкой ладонью воду со скамейки.

Федор Алексеевич присел, поежился, чувствуя, как порывы сильного ветра окатывают спину холодной влагой.

Очень плохо, что Павлов так много сказал в кабинете. Когда все время работаешь рядом с чекистами, невольно убеждаешься: они любят шпионить вообще и за всеми окружающими в частности. Нет никаких гарантий, что кабинет не снабжен прослушивающими устройствами. А важно, чтобы как можно меньше народу знало о готовящейся операции. Тогда не будет возможностей отыграть все назад. Хотя полностью избежать огласки, разумеется, не удастся. Но главное – чтобы все это случилось потом – взыскания, выговоры, отстранение от должности. Когда бандиты перестанут коптить свет и Лика окажется в безопасности.

– Сколько бойцов у вас в отряде? – поинтересовался генерал.

– Тридцать восемь… было. Осталось тридцать семь. Врач и главный по хозчасти в операциях активного участия не принимают.

«Тридцать пять человек – это очень мало, – подумал Федор Алексеевич. – Даже с учетом недавних потерь по оперативной информации в отряде Салмана Ильясова более пятидесяти бойцов. К штурму больницы привлекались боевики из других отрядов и добровольцы. Однако сразу после того, как удалось вырваться из Дагестана, они рассредоточились по горам, многие вернулись в родные села. Тем не менее около пятидесяти бойцов всегда находится при Ильясове. И если захватывать его лагерь, то численность нападающих должна минимум втрое превышать количество обороняющихся… Впрочем, ладно. В любом случае силой одного подразделения эту задачу не решить, придется привлекать несколько структур. Пусть в их числе будет СОБР. Все-таки за знакомого человечка воевать будут».

Выслушав подробности предстоящей операции, Дмитрий Павлов раздраженно поинтересовался:

– Генерал, вы отдаете себе отчет в том, что произойдет с девушкой, если в вашем плане случится малейший сбой?

Иванов заверил командира СОБРа, что это невозможно. А по правде говоря, на самом деле он об этом не думал. Главное – поймать подонков и отомстить за все: за погибших заложников, за умирающих ребят, за десятки людей, которые просто однажды спустились в метро и уже никогда больше туда не спустятся…

* * *

Старенькой бабушке в нелепой просторной розовой кофте очень неудобно. Она суетится по комнатенке, пытаясь понять, куда бы усадить неожиданно нагрянувших гостей, а присесть некуда. Пружины железной кровати свисают до самого пола. Рядом с кроватью – детский стульчик с отверстием для горшка.

– Это от дочки еще осталось, – виновато поясняет бабушка.

Предложить гостям стульчик она не решается.

Лика просто опускается на корточки, Руслан прислоняется к подоконнику.

Бабушка, как воробушек, примостилась на краю стульчика. Она очень худая.

Такой худобы, таких странных морщин Лика никогда не видела. Лицо бабушки просто ползет вниз, стекая на грудь. Коричневая кожа рук, ног – все, как жидкое тесто, оплыло, растеклось.

– Простите, у вас, наверное, заболевание какое-то, да? – нерешительно спрашивает Лика.

– Это от голода, – поясняет Руслан. – Когда люди долго не кушают, они опухают. А потом вот так кожа висит. Хазимат повезло, она выжила.

Бабушка крутит головой по сторонам.

– Говорите громче, я плохо слышу, – почти кричит она.

– А сколько вам лет?! Где ваша семья?!

– Мне пятьдесят. Мужа убили. Тут бомбили сильно. Он на Сунжу пошел, воды совсем не осталось. У меня жар был. Не вернулся, – ей кажется, что ее переспрашивают, хотя Лика не проронила ни звука. – Говорю, назад не пришел. Когда самолеты улетели, я на улицу выползла. Кругом воронки. Нашла руку, вроде похожа была на мужнину. Похоронила за домом…