Чеченский угол

Подобных статей в Интернете – десятки. Синеют в нижней части экрана многочисленные ссылки. Казалось бы, надергай фрагментов, измени имена, добавь немного пафоса – и дело в шляпе.

Только стоит в глазах истерзанный пулями Темыч. Запекшаяся кровь, синие руки, повязка, поддерживающая отваливающуюся челюсть. Еще пару часов назад угощал водочкой из фляги. За что, почему и когда это все закончится, в конце-то концов?!

Не писалось.

Лика Вронская встала из-за стола, прошлась по большому генеральскому кабинету.

Надо собраться.

Она должна пройти этот путь.

Дороги назад нет.

Заместитель руководителя Местного оперативного штаба ни в чем не убеждал. Ни за что не агитировал. Но какая боль изнывала в серых тусклых глазах… За тысячи российских мальчишек, брошенных в чеченскую мясорубку просто так, безо всяких расчетов – молоденьких, необученных, впервые взявших в руки автомат за пару дней до гибели. За командиров, всех этих майоров-полканов, грудью прикрывавших бойцов. Грудь изрешечена свинцом, а все без толку, смерть уравняла всех – и солдат, и командиров, у нее для каждого – пластиковый серебристый пакет, получите, дорогие родственники, все что осталось от ваших близких. Если осталось – это еще хорошо. Можно последний раз прикоснуться губами к колючей холодной щеке. А если урна с пеплом? Или цинковый гроб, запаянный? Сколько их увозили из Чечни – запаянных, погруженных в деревянные ящики, с черными обугленными останками внутри, с трудом отодранными от полыхающих БМП и БТРов.

Десять лет войны – и никаких выводов, никакого прогресса. Да только хуже стало. Раньше боевые действия шли только в Чечне. Теперь нигде не укрыться от душегубов – ни в соседних республиках, ни в самой Москве. Раньше все было понятно: мы здесь – они там. Теперь мы здесь, но и они якобы воюют рядом. Они там – но всегда исчезают в горах, как предрассветный туман. Они везде – в залитых кровью школах и больницах, в заложенных на пути машин с ОМОНом фугасах, в начиненных взрывчаткой автомобилях, лихо подъезжающих к дверям комендатур.

Проще простого сделать вид, что этого не происходит. Сесть за столик небольшого кафе на старом Арбате, заказать воздушное пирожное и, медленно его поклевывая, безмятежно смотреть на текущую по улице реку туристов.

Пытаться что-то изменить бессмысленно. И небо может лопнуть навсегда. Или от ног останется коротенький обрубочек. Как раз, чтобы примоститься на деревянную дощечку на колесиках, прося милостыню у ряда тонированных блестящих иномарок. Родина – мать многодетная. Всех не оценишь, не наградишь, не упомнишь. Только паленой водки для опаленных войной хватает на всех, все остальное – в дефиците.

Но можно знать. Для себя. Что не сидел тихо, как мышь под веником.

Лика Вронская свой выбор сделала. Поэтому и сутулилась за компьютером, вымучивая заказанную генералом Ивановым статью.

Последняя фраза в ней – ключевая:

« Я бы очень хотела лично встретиться с отважными повстанцами, проливающими кровь за свободу своего народа. Они знают цену и первого, и второго. И платят ее – высокую цену свободы. Собственную жизнь ».

Вложенная в письмо отдельным файлом статья понеслась в Москву. Через пару минут педантичный Mail.ru прислал ответ: «Ваше сообщение получено».