Чеченский угол

У оставшегося в одиночестве заместителя руководителя МОШ вскоре появились кое-какие соображения. Он еще раз придвинул к себе текст статьи Лики Вронской. Да, пожалуй, Воропаев прав: некоторые нотки сочувствия к местному населению проскальзывают. И это можно использовать.

* * *

Вот если бы было хоть немного румян. И губной помады. И еще хочется надеть светлое легкое платье, воздушное, невесомое, обтекающее фигуру соблазнительной дымкой. Но такие платья остались в прошлой, довоенной жизни. А теперь – Айза вглядывается в осколок зеркала – есть только бледное лицо с паутиной ранних морщинок.

Морщинки огорчают. Любимому мужчине стремишься отдать все самое лучшее. Хочется зажечь своей красотой в его сердце пожар любви. Даже когда понимаешь – невозможно.

«Жигули» ползут медленно-премедленно. Этот участок дороги, узенький, отвоеванный у гор, оскалившийся глубокой пропастью ущелья – самый опасный. Асланбек едет осторожно, и Айза сдерживается, чтобы не закричать во все горло: «Быстрее же!» Быстрее – ведь Асланбек, оставив ее в доме Мадины, собирается отъехать за продуктами в соседнее село. Быстрее, быстрее – потому что случится чудо. Быстрее – быстрее – быстрее – вдруг в небольшой, просто обставленной комнате уже ждет Бислан…

…Любовь к нему вспыхнула внезапно. Вопреки здравому смыслу. Ничего особенного не было в его лице с орлиным профилем и карими глазами, горящими под густыми, сросшимися на переносице угольками бровей.

При встрече с матерью Бислана добропорядочные чеченки норовили поскорее пройти мимо, с преувеличенным вниманием рассматривали товары на прилавках небольшого рынка. О чем с ней можно говорить? Нагуляла живот неизвестно от кого, живет, проклятая родным отцом, со своим байстрюком в небольшом покосившемся домишке.

А только для Айзы, приехавшей погостить к родственникам, все началось и закончилось, едва она искупалась в ласковом теплом взгляде Бислана. Началось – потому что впервые стало понятно, какое это до дрожи в руках глубокое счастье – найти парня, рядом с которым нет ни зноя, ни холода. Лишь в сердце распускаются цветы, свежие, с блестящими на лепестках слезами росы. А закончилось… Жизнь без него – темная сырая комната. И это навсегда, потому что ни отец, ни брат никогда не согласятся выдать за Бислана.

Она об этом даже не заикалась, берегла, хранила, держала в себе чистую светлую радость.

И приняла, испила до дна чашу смертельного приговора.

Голос отца звенит от волнения:

– Юсуп Дадаев будет тебе хорошим мужем…

Папа всегда хотел как лучше.

Юсуп – красивый, работящий, заботливый.

Все девушки в селенье завидовали Айзе. Завидовали, не зная: жизнь может становиться непрерывным сном.

Бислан склоняется над тарелкой с супом, хвалит лепешки. И закрывает ее рот поцелуем, медленно лаская тело. Про суп и лепешки мечтать легко. Его губы и руки – сладкая непознанная тайна. Но, как зеленеющий за окном сад, очевидно: губы – вкусные, руки – нежные. И тело изнывает, наполненное предвкушением…

Только об одном думала Айза: как бы не выпустить из снов любимое имя.

Талия все хранила девичью стройность. В чреве, как в иссохшейся от зноя пустыне, не зарождалось детей. Юсуп печалился, мечтал о сыновьях. Но если жизнь – сон, то новая жизнь тоже спит.

Муж умер, как жил – тихо, беззвучно, спокойно. Он спал, выкроив пару часов, вернувшись домой со священной бескомпромиссной войны.

Айза не видела, как в дом неслышно вошли люди в черных масках. Была на рынке, покупала для Юсупа, не торгуясь, свежее мясо, консервы и все радовалась: хоть пару дней исхудавший в горах муж хорошо покушает.

Тяжелый пакет выскользнул из рук еще на пороге. Ветер скрипел полураспахнутой дверью.

– Юсуп!!!

Впервые он, такой сильный, такой внимательный, ей не ответил.

С соседями, выдавшими мужа шурави, Айза посчиталась сама. Своими собственными руками. Хасан, жалкий слизняк, он всегда мечтал о власти и трусил, как поджавшая хвост собака. А тут, поди ж ты, захотел выслужиться перед русскими, выдал Юсупа, рассчитав: родственников-мужчин у Айзы не осталось, всех сожрала война, отомстить некому. Старостой хотел заделаться, проклятый шайтан!

Хасан умирал долго. Выследить его, собиравшего кизяк на пастбище, оказалось несложно. Пистолет Юсупа, извлеченный из замаскированного отверстия в стене сарая, бил точно в цель.

Пули жалили предателя. Кровавое пятно в паху, пробитые колени, отстреленные пальцы. Он молил об одном: сделать, наконец, последний выстрел. Но этой радости Айза ему не доставила. Ей нужно было еще посчитаться с отцом Хасана, который мог остановить сына, но не пожелал этого сделать.

Вспоминая потом эти события, Айза часто думала: слишком много совпадений, так не бывает. Воля Всевышнего, знающего о предстоящих испытаниях, вела прямо к возмездию.

Как она смеялась, когда Юсуп, в свое первое же возвращение из отряда домой, увел ее в горы, вложил в ладони длинный прохладный пистолет.

Красивое лицо очень серьезно:

– Стреляй, любимая.